Альберт Лиханов - Магазин ненаглядных пособий

– Дело в том, видите ли, что некоторые люди еще при жизни продают свой скелет науке или жертвуют бесплатно. Но какое это имеет значение?

Тишина, мы молчим, но шарики в наших шарабанах вертятся со страшным скрипом: ха, не имеет значения! А кто именно этот? И как он – бесплатно или за деньги? Почем, интересно, скелетик? И где их покупают? Если прижало, можно и загнать! Ничего себе шуточка – загнать самого себя!

Есть вещи, думать о которых ужасно, но не думать просто нельзя, так уж устроено все человечество, особенно в детстве. Думать о скелете было немыслимо и интересно.

Вопросы, которые вертелись в голове и которые я тут же, без передыха, задавал Анне Николаевне, остались безответными. Впервые я видел, что наша учительница не знает подряд так много.

Неожиданно меня озарило:

– Зря старушка из магазина расстраивалась!

– А что такое? – спросила Анна Николаевна.

– Теперь у нас скелетов навалом будет!

– Почему? – удивился Витька.

– Фашистов мы сколько набили, – брякнул я, – теперь вот скелетов наделаем!

– Коля! Коля! Коля! – крикнула Анна Николаевна, каждый раз громко хлопая ладонью по парте. Она выглядела какой-то ошарашенной. – Запомни, запомни навсегда: этого не будет! Не может быть! Это невозможно. И наконец, кощунственно, мы не фашисты, чтобы… чтобы…

Голос Анна Николаевны заело, точно старую пластинку в патефоне.

– Дурак! – вдохновенно воскликнул Витька. – Какой же ты дурачина!

Но я не сдавался.

– Пусть хоть какая-нибудь будет от них польза!

– Не-надо-нам-от-них, – проговорила, четко произнося все звуки, учительница, – никакой-пользы-ты-понял? Не-надо-нам-от-них-ничего-ничего-ничего!

Анне Николаевне делалось нехорошо, не по себе, я это почуял и быстро закивал головой, соглашаясь закончить щекотливый и, выходит, зряшный разговор.

– Можно, – попросил я, выходя из класса и прислушиваясь к утихающему дыханию учительницы, – мы зайдем еще раз? Я хочу сфотографировать… это… его…

Анна Николаевна колебалась. Похоже, она не хотела, чтобы я фотографировал скелет, но мы ведь таскали его, а значит, имели право на уступку, да и просьба при всей ее странности не выглядела ужасной.

– Придете вместе, – сказала она, не столько спрашивая, сколько утверждая.

А план уже давно отчеканился в моей голове. Десять минут ходьбы до Дворца, десять на зарядку кассет, десять обратно.

Через полчаса я устанавливаю треножник «Фотокора» напротив скелета.

Витька всюду следовал за мной послушной тенью. Он был оживлен, хохотал надо мной. Впрочем, я хохотал с ним за компанию, вспоминал, какие лица были в толпе, когда мы возникли на пороге магазина со своей ношей, как Витька сперва хотел сигануть, отказаться нести скелет – кто обязан таскать мертвецов? – он как я ухватил его за локоть, вцепился, точно краб, – это уж сравнение из Витькиных морских мыслей. Словом, Борецкий хохотал, и я хохотал с ним, опять и опять переваривая приключение, по достоинству увенчанное славой, но у меня-то в голове было еще одно дельце, до которого Витьке, ясное дело, невдомек, это уж мой личный замысел.

Я достал из кармана картонный экспонометр, поражая Витьку, определил выдержку. Солнце удобно падало в угол класса, где стояло ненаглядное пособие, и я как бы невзначай предложил Витьке:

– Хочешь сняться вместе с ним?

– С ним! – закричал он, но тут же успокоился: – А почему бы и нет?

– Становись! – приказал я.

Уж теперь-то мне известно, кто тут полный хозяин событий. Мой голос был звонок, отдавал металлом. Борецкий подошел к скелету, но стал на таком расстоянии, что оживи наше пособие, рукой до Витьки оно бы не дотянулось.

Решительным шагом я подошел к Борецкому, придвинул его к скелету. Потом я взял костлявую кисть и положил Витьке на плечо.

– С ума сошел! – сказал он неуверенным, севшим голосом, но руку скелета с плеча не сбросил, так и стоял, окаменев.

– Внимание! – командовал я. – Приготовились! Снимаю!

Щелкнул затвор. Витька выскочил как ошпаренный из-под костлявой руки. Чудак! Не понимал, дуралей, что я уже спас его.

Он не понял, куда я клоню, даже когда три шедевра фотографического искусства отскочили от стекла – роскошно глянцевые, полированные произведения, не уступающие по качеству никакому самому замечательному ателье.

Одну карточку я тут же отдал Витьке, а две, как он ни клянчил, положил в свой карман.

Теперь требовался Крошкин, и я предложил Борецкому прогуляться, таким естественным и нехитрым образом поискав желанной встречи с Вовкой. Но не зря говорится: на ловца и зверь бежит.

Вовка чуть не наехал на нас чьим-то велосипедом – своего у него не было.

Он слез с него, гордо улыбаясь. Велик в ту пору был большой редкостью, и Вовка молча хвастался чужим имуществом. Ну, ничего! Ему недолго осталось улыбаться!

Неторопливым движением я достал фотографию и протянул Вовке:

– Посмотри!

Он нехотя взял карточку, и глаза у него поехали на лоб. Вовка был добрый человек, а добрые не умеют скрывать своих чувств, даже если очень хотят этого.

– Ну дае-ешь! – прошептал он и уставился на Витьку. – Ну да-е-ешь!

Я ликовал.

Я салютовал самому себе из тысячи артиллерийских орудий.

Пусть попробует теперь Вовка повторить позорную кличку, выдуманную для Витьки! Как у него повернется язык!

А у Вовки язык и не поворачивался. Он глядел на Борецкого с ярко выраженным уважением, и Витька – это было трудно не заметить – потихоньку приосанивался: наливал грудь, выпрямлял спину, приподнимал подбородок.

Настоящий серб, гордый, как все сербы!

– Вот так вот! – не утерпел я, но Вовка даже не среагировал на мою реплику. Он все смотрел на Витьку, и взгляд из уважительного постепенно превращался в восторженный.

Ну, вот и все.

Вся история моего магазина ненаглядных пособий. Пожалуй, вся.

Я повернулся к своим приятелям спиной и молча пошел в сторону.

– Ты куда? – испуганным дуэтом крикнули они.

– Снимать! – остановился я. Меня распирало от счастья. – Фотографировать!

– Мы с тобой, – опять враз крикнули ребята.

Вовка сел на седло велосипеда, а Витька, растопырив ноги, устроился на багажнике.

Они медленно катились рядом со мной, и я сказал, улыбаясь:

– Вот так я вас и сниму!

– Давайте снимем самое красивое, что есть на свете! – сказал Вовка возвышенным тоном.

– Откуда здесь море? – проговорил Борецкий.

– Восход солнца! – ответил Вовка. – Самое начало видали? Солнце красное, будто спелое яблоко.

– И огромное, вполнеба, – кивнул я.

– Только надо не проспать, – сказал деловито Витька.

– Одну-то ночку можно и пожертвовать! – крикнул Вовка.

– Для искусства! – подтвердил я.