Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

— Будем строить пионерскую ракету, — словно угадав мои мысли, сообщили ребята.

Ольга приколола мне на куртку значок в память танкиста Гончаренко. Крошечный танк на постаменте.

— Ты тоже в кружке космонавтов? — спросил я.

— Нет. Я больше химией увлекаюсь.

— И я! Только все равно в космонавты пойду.

— Знаешь, Павлик, какую мы недавно награду получили? — это говорил все тот же мальчик.

— Не знаю.

— Почему именно мы? — строго спросила Ольга.

— Мы — это значит все пионеры Чехословакии, — уточнил мальчик.

— В память о народном герое Юлиусе Фучике у нас каждый год присуждается Премия мира. Происходит это восьмого сентября. В день казни Фучика. Премию получают выдающиеся борцы за мир. И вот ее получили чехословацкие пионеры.

— Поздравляю, ребята! Очень здорово! Расскажу своим, что вы теперь не просто пионеры, а лауреаты. Сколько вас всего?

— Больше миллиона!

Миллион лауреатов! Это понимать надо!

Я бы до ночи просидел в школе, но ребятам надо было заканчивать работу.

Улица встретила нас ослепительным солнцем и тропической жарой. Асфальт размяк, и на нем, словно в воске, оставались отпечатки ног.

— Сходим к алхимику? — Ольга шагала рядом, старательно переступая через трещины тротуара. Ишь ты, тоже в «черточки» играет. Как наши девчонки. Наступишь на трещину или черточку — значит ты черт.

— Откуда он тут взялся?

— Есть один. В Пражском Граде, на Золотой улице.

— Алхимик?

Ольга, не отводя глаз от тротуара, кивнула головой.

— Золото изобретает?

Она снова кивнула.

— Тогда идем. Мне нужно с ним по одному вопросу посоветоваться, — я рассказал Ольге о своем плане свержения буржуев и опытах с ртутью. План она одобрила, а вот ртуть взяла под сомнение.

— Почему? — допытывался я.

— Заморозить ее сильно нельзя — затвердевает. Это раз. Чуть подогреешь — кипит. Это два.

— А из чего тогда изобретать?

— Не знаю.

— Спрошу у алхимика. Может, он подскажет что-нибудь подходящее.

Ольга улыбнулась и завела разговор о другом.

— С кем ты переписываешься?

— Пока ни с кем. А буду с Францем в Вене и Ференцем в Будапеште. Если хочешь, то и с тобой…

— Хочу. Меня вчера два письма дома ожидали. От Ольги Дорониной из города Электросталь и Светланы Кобзарь из Симферополя. Хорошие подруги. Всем, всем делятся… Даже о мальчиках, которые нравятся, рассказывают…

— Фу-у! Чепуха на постном масле. Я тебе буду писать о другом. О книгах, учебе, наших ребятах. А о девчонках не буду. Мне из них ни одна не нравится. И вообще я никогда не женюсь!

— Ну!

— Космонавту не нужна жена. Он должен быть свободен от всего, чтобы в любой момент выполнить приказ.

— Вот ты какой!

— Я посвящу себя космосу!

— Говоришь так, словно в монастырь собрался.

— Тебе не понять. Мужская наша профессия…

— Да ну тебя! Прежде выучись на космонавта — потом важничай. «Мужская наша профессия», — передразнил меня Ольга.

— Хочешь, честное пионерское под салютом дам?

— Что не женишься?

— Далась тебе эта женитьба! Что космонавтом стану.

— Не надо. Станешь — хорошо. Не станешь — беда небольшая.

Нет, с этой рассудительной девчонкой было невозможно говорить на серьезные темы. Я, можно сказать, в космос рвусь, а она меня все время на землю опускает…

Золотая улица состояла из двухэтажных домиков. Таких древних, что могли сохраниться они только в Праге, где бережно ухаживают за всякой стариной. Покатые крыши покрывали домики черепичными шапками, которые были больше самих домиков. Из них нелепыми столбами торчали высокие четырехугольные трубы.

Ольга подвела меня к одному из домиков. Двери распахнуты. В домике — полумрак. Переступив порог, я невольно вздрогнул. За столом, уставленным диковинными сосудами, сидел седобородый старик в средневековом кафтане. Слева от него под круглым чаном горел огонь. Старик уставился в открытую книгу.

— Спрашивай, — прошептала под ухом Ольга.

Неловко как-то признаваться в этом, но я не сдержался и хорошенько стукнул ее. По-моему, Ольга не обиделась. Поняла, что заслужила.

Вы уже наверняка догадались, что вместо алхимика в домике сидела… кукла, наряженная в соответствующий костюм.

Когда же, наконец, я перестану так доверчиво относиться ко всяким байкам? Папа считает, что не раньше, чем немножко померкнет мое излишне богатое воображение. В таком случае никогда. Я не хочу, чтобы оно меркло. Ведь воображение для человека что крылья. Чем богаче, тем дальше уносит. И космонавту без него ни в коем случае нельзя.

В средние века на Золотой улице жили ремесленники. Самые лучшие. Обслуживали они богачей. Жили тут и алхимики. Но лично я твердо решил оставить это занятие. И с тех пор больше алхимией не балуюсь…

С высоты Пражского Града открывается чудесный вид на город. «Злата Прага», «Красавица Прага», «Стобашенная Прага», — невольно лезло в голову. Красная черепица, переплетаясь с зеленью и разноцветными фасадами зданий, принимала отсюда самые причудливые формы. Она то уходила вверх шпилями, то сливалась в сплошные чешуйчатые поля, то дыбилась равнобедренными треугольниками, четко очерченными по углам провалами улиц.

Мы долго стояли молча. Такое со мной редко бывает. Так красиво, что говорить не хочется. Любое слово кажется пустым и скучным. Первый раз я почувствовал это, глянув на Москву с высоты университета на Ленинских горах. Смотришь, а сам с какой-то непонятной гордостью думаешь: «Это создал человек! Я тоже человек!»

Молчание прервала Ольга:

— Павлик, проснись!

Да, нужно было идти дальше. Смотреть и запоминать. Запоминать и смотреть. А я сейчас, после всего увиденного в четырех странах, был до того переполнен впечатлениями, что для новых не осталось ни капельки места. Они отскакивали от меня, как камешки от стены. Папа оказался прав. Нам действительно повезло, что обмелевший Дунай преградил «Амуру» путь в Болгарию и Румынию. Еще две страны были бы для моей головы уже непосильной нагрузкой.

Однако Ольга, не подозревая этого, без устали водила меня по городу. Мы хорошенько осмотрели Вацлавскую площадь. Побывали в музее, где выставлена автомашина «татра», на которой знаменитые чешские путешественники Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка совершили поездку по Африке. Были во многих магазинах.

Вы, конечно, не поверите, но за все это время я задал Ольге один-единственный вопрос:

— Почему на пражских домах по два номера? Синий и красный?

Она не смогла ответить. Помог нам милиционер, к которому обратилась Ольга.

— Синий номер — порядковый по улице. Красный — по времени его постройки в данном районе. Чем дом древнее, тем меньший у него красный номер.