Валентин Рыбин - Берег загадок

Эту нужду он ощутил во сто крат сильнее, когда на полдороге между Амударьей и Ашхабадом с машиной, в которой он ехал, случилась авария: отказал мотор. Пять грузовиков умчались вперед, а Ашир с шофером начали копаться в моторе.

Они провозились больше двух часов и, поняв, что ничего у них не получится, пришли в отчаяние. Что делать? Фазаны, а их целая тонна, — продукт скоропортящийся. Если к ночи не доберешься до Ашхабада и не сдашь птиц в городской холодильник — протухнут. На дворе хоть и октябрь, но солнце все еще жарит по-летнему. Забегал тогда Ашир, засуетился, а шофер сел возле колеса, обхватил голову руками и застонал, завыл: «Под суд теперь начальник отдаст, лет десять дадут... Я во всем виноват, не проверил мотор как следует перед дорогой...»

Ашир взобрался на бархан: может быть, где-то поблизости верблюды пасутся? Можно верблюдов запрячь в машину — потянут... Но нет ни одной живой души вокруг.

К вечеру заметили пыль на горизонте. И вот - грузовик с запчастями для тракторов. Из Ашхабада едет. Остановили. Ашир кинулся к встречному шоферу: «Братец, выручай, в беду попали!» Тот выслушал, отвечает: «Да вы что, с ума сошли? Я везу в колхоз запчасти!» И садится за руль. Тогда Ашир направил на него ружье: «Пристрелю, если не отвезешь фазанов в Ашхабад!»

Словом, заставили силой... Потом этот случай разбирали в райисполкоме. Все трое получили по выговору. Один — за то, что машину не осмотрел перед выездом. Другой отказался помочь. А Ашир — применил угрозу и физическую силу... Но этот случай, как говорится, цветики... Было и похуже, о чем вспомнить горько...

Вернувшись с Амударьи, Ашир отдыхал несколько дней и радовался семейному благополучию. В доме, кроме муки, да трех петухов, которых как только Ашир бросил на пол, жена подхватила и принялась общипывать, — ничего не было. Но нажарила жена курятины — накормила семью, и счастливы все. А что касается сына, Байлы, — тому и фазаны не нужны — все время был занят джейранчиком. За год вырос дикий козленок, в молодого джейрана превратился. Рожки у него появились. И по-прежнему — ручной: от Байлы ни на шаг не отходит. Отправляется Байлы в школу — он с ним. Возвращается из школы — джейран его встречает. Сердце у Байлы заходилось от счастья, когда он клал руку на шею любимцу и начинал ласкать его. Песни ему напевал малыш, и книжки читал вслух, как самому близкому другу...

Порадовался Ашир несколько дней семейному уюту— и опять Набат-дайза его в правление пригласила:

— Ашир, не сердись на меня, я люблю тебя, как брата, но придется тебе ехать с джигитами за свиньями...

— Набат-дайза, пощади! Какими свиньями ты меня пугаешь? — взмолился Ашир.

— Свиньи те живут в тедженских тугаях, — уточнила Набат-дайза. — Их люди дикими кабанами называют. Нам они, конечно, в еду не годятся, но в госпиталях — это самое уважаемое блюдо. Как соберем осенний урожай, бери с собой в помощники конюха Егора и поезжай — все равно лошадей у нас нет, нечего Егору в ауле сидеть. Пусть возится с подстрелянными кабанами.

Не понравилась Аширу затея председательши. Но что делать? Пришло время — повез Ашир своих мергенов в Ашхабад. Там, на госпитальном дворе познакомились они с нестроевиками из хозроты, все вместе сели в «студебеккер» и отправились в Теджен. Выехали утром — к вечеру были на водохранилище. Поселились в войлочных кибитках. Рядом с ними — глинобитный домишко — коптильня. Салом свиным так и несет от него, задохнуться можно. И кости кабаньи вокруг дома валяются.

Переночевали с горем пополам на кошмах. Всю ночь в очаге огонь поддерживали, поскольку снаружи было сыро — зима только-только начиналась. На рассвете разделились по двое, ружья на плечо и отправились — кто вниз, кто вверх по реке. Тугаи всюду. И везде, по рассказам местных дехкан, свиней много.

Ашир взял с собой Егора. Мужик он хоть и хромой на одну ногу, но проворный. На кабанов никогда не охотился, зато повадки свиней хорошо знает. Им бы пожрать да в грязи поваляться. Поразмыслил Егор, где могут кабаны кормиться и решил — на островке, среди камыша. Река в ту пору почти сухой была, Это она в летнее половодье из берегов выходит и все затопляет вокруг. А тогда, ранней зимой, островок, облюбованный охотниками, выглядел полуостровом: вода его облизывала лишь с трех сторон.

Перебрались Ашир и Егор на остров, измазались по пояс донной грязной жижей, и пошли с севера на юг, приглядываясь к кустам. Сначала шли, разговаривали вполголоса и ружья наготове держали. Потом решили, что вряд ли их кабаны тут дожидаются, и покрикивать начали. Глядь, затрещали кусты. Огромный кабанище выскочил и понесся прочь. Егор в угон заряд послал. Выстрел прогремел, дым рассеялся, а кабан кинулся по грязи на восточный берег. Догнать, конечно, невозможно. Начали досадовать охотники на неопытность свою и ружья опустили. Пошли взглянуть на то место, откуда выскочил вепрь. И вдруг вылетает на них матка. Встала, ощетинилась, а на сосках трое или четверо поросят висят. Ашир успел выстрелить, Егор тоже. Свинья в агонии бросилась на охотников и расшвыряла их, как котят. Ашир опомнился, когда в воде по пояс оказался: А вода ледяная, терпеть невозможно. Выбрался опять на островок... Тут и Егор пришел в себя. Отыскали тушу в кустах. Приволокли на охотничий стан. Поросят поймать не сумели, попрятались в тугаях...

Почин, как говорится, сделали. Но заболел Ашир. Сначала озноб, потом температура высокая. Отправили его на судебеккере в госпиталь. Там установили диагноз — воспаление легких. Страшная для Ашир а болезнь, если учесть, что наполовину легкое вырезал еще военный хирург.

Трудно выкарабкивался из лап смерти Ашир. Восковым стал. На рёбрах одна кожа. Глаза ввалились. Но спасибо врачам: пенициллин где-то раздобыли, такой дефицитный в то время. Подняли на ноги с помощью этого лекарства. А когда поправляться стал, жена в госпиталь зачастила: каждый день приезжала и привозила мясное. То шурпу, то пирожки с мясом. Ашир не спрашивал, где она мясо достает. Потом узнал... Но еще в госпитале заметил, чем-то тяготится женщина, о чем-то умалчивает. Ашир выздоравливает, слава аллаху, а она смотрит на него печальными глазами и вздыхает...

Оказывается, вот что произошло. Сын Байлы однажды приходит из школы, садится обедать, мать ему радостно говорит: «Отец поправляться начал, сынок. Просил, чтобы привезла тебя к нему в госпиталь, повидать хочет» — «Ладно, мама, я хоть сейчас готов ехать», — отзывается Байлы, а сам шурпу уплетает. Наелся досыта, похвалил вкусный обед, взял корочку хлеба со стола и отправился во двор, чтобы покормить своего козленка. Зовет его, ищет по двору, а козленка нет нигде. Спрашивает тогда Байлы у матери: «Мама, где же мой джейран?» А она замешкалась, отвечает смущенно: «Разве ты не знаешь, Байлы? Егор приходил, прирезал джейрана. Сказал, что твоему отцу для поправки молодое мясо требуется». Байлы растерялся: «Как же так?!» Побледнел и надолго из дома ушел.