Рахмат Файзи - Его величество Человек

Батыр, чуть отстав, любовался густыми, иссиня-черными волосами девушки, заплетенными в мелкие косички. «Раз нравится тебе Салтанат, я согласна, сынок...» — вспомнились ему слова матери.

—Она была согласна,— вдруг вырвалось у него.

—Кто?

—Мама.

Салтанат бросила на Батыра быстрый, тревожный взгляд и опустила голову. О чем он говорит?

Он понял ее недоумение и тревогу, поспешил объяснить:

—Покойная мама хотела, чтоб мы поженились. Она благословила нас, Салтанат, желая нам прожить до старости вместе.

Салтанат боялась, что зарыдает, и с трудом сдерживалась.

...Ей вспомнилась Джамал-хола [19] Хола — тетушка. — мать Батыра. Салтанат увидела ее впервые в тот вечер, когда у подружки Хафисы за день до свадьбы состоялся девичник. Джамал-хола во дворе принимала гостей. Она не ограничилась тогда коротким ответом на приветствие Салтанат. Подозвала ее к себе, поздоровалась, слегка обнимая. Салтанат не знала тогда, что Джамал-хола — мать Батыра.

Праздники в махалле не обходились без Джамал-холы. Женит ли кто сына или младшего брата, устраивается ли бешик-той [20] Бешик-той — празднество, устраиваемое, когда младенца впервые укладывают в колыбель. или справляется новоселье, Джамал-хола брала на себя самые хлопотные обязанности. Она возражала против ненужной пышности, против излишеств, но не любила и скудных торжеств. Умела все распределить разумно и предусмотрительно. Именно за это деятельное, заинтересованное участие в чужих делах все уважали ее. Джамал-холу ввели в состав женской комиссии. Члены швейной артели звали ее «Джамалхон-мастерица», женщины же махалли почтительно называли «Джамалхон-аксакал» [21] Аксакал — буквально: белобородый, уважительное обращение к пожилому мужчине. . Такой она была, такой она вспомнилась сейчас Салтанат.

После смерти матери Батыр долго не мог прийти в себя. Несколько дней ничего не ел, только пил воду. Ни с кем не разговаривал, не позволял убирать постель матери, лежал на ней ничком. Тетя Мехриниса и ее муж Махкам-ака пытались вывести его из этого состояния, но он словно не слышал их слов. Только теперь Батыр стал понемногу приходить в себя. Но вот сегодня он опять шел с кладбища в глубокой тоске, а Салтанат ничем не могла ободрить его...

—А жив-здоров ли амаки? Что пишет? — спросил Батыр, когда они приближались к чайхане.

Салтанат поняла, что Батыр спрашивает об ее отце.

—Вот как! Ты и о письме знаешь? Кто же тебе сказал? — удивилась Салтанат и поспешила сообщить: — Просит передать большой привет.

—Пусть будет жив-здоров! Где он сейчас? — Батыру хотелось попросить у Салтанат адрес ее отца, но он сдержался: в самом деле, зачем ему этот адрес? Что он будет писать отцу Салтанат?

—Отец недалеко от фронта... Батыр-ака, откуда ты узнал о письме? Скажи!

Батыр хитро улыбнулся:

—Я знаю все твои секреты. Знаю все, что ты скрываешь от меня.

—Секреты? Какие же это секреты? — заглядывая Батыру в глаза, ласково спросила Салтанат.

Батыр о чем-то задумался и не ответил ей...

В последнее время улицы все больше пустели, казались унылыми, словно и они устали нести на себе тяжелую ношу жизни. Из дома в дом двигались теперь чаще всего горе и печаль.

Дым струился из труб и, пробиваясь сквозь листву деревьев, растворялся в голубизне неба. Издали донесся звон скользящего по рельсам трамвая. Город начинал новый трудовой день. Салтанат и Батыр дошли до дома Батыра. Юноше не пришлось уговаривать Салтанат зайти — Салтанат и самой хотелось еще побыть с Батыром, помочь ему прибрать дом, в который после смерти матери он заглядывал редко.

Салтанат вошла во двор и тут же взялась за уборку. Батыр занялся книгами и тетрадями. Он перебирал их, складывал в стопки, не переставая между делом шутить. Но девушка упорно молчала, и, когда Батыр вынуждал ее что-то сказать, она отделывалась краткими ответами. Непринужденного разговора не получалось.

Прибрав айван, Салтанат решила подмести порядком запущенный двор. По краям арыка, под кронами деревьев полным-полно травы и опавших листьев. Давно здесь не убирали. Салтанат припомнились слова матери, сказанные о Батыре: «Единственный сын — единственная опора. Только он не даст угаснуть светильнику родителей. Вот Мехриниса хоть и родная сестра его матери, а разве оставит она свое хозяйство, разве переберется в дом покойной? Никогда!» Лишь теперь вдруг поняла Салтанат, что значит не дать угаснуть светильнику родителей. Нужно жить в их доме, содержать его в порядке, соблюдать родительские обычаи. Салтанат не обвиняла Батыра. Что он мог сделать, бедняга, убитый горем? И разве он навсегда ушел жить к тетке?

Себя Салтанат мысленно упрекала. Почему же она-то не помогла парню? Конечно, сразу же поползли бы слухи. Ох уж эти слухи! Вырвать бы языки тем, кто их распускает...

Вдруг струйка холодной воды ударила Салтанат в шею. Девушка вздрогнула от испуга, вскрикнула, отбросив метлу. Обернувшись, увидела Батыра с пустой пиалой в руке.

—Как не стыдно! Разве можно так! Я же подумала, что сползла змея с дерева.— Салтанат густо покраснела, голос ее дрожал.

Батыр почувствовал себя виноватым.

—Прости. Не подумал, что напугаю.— Он осмотрел прибранный двор, с благодарностью в голосе сказал: — Оказывается, у девушек руки золотые, Салтанатхон.

—Только ли руки? — Салтанат поправила волосы, улыбнулась. «Пусть не думает, что сержусь».— Был бы у тебя мешок...

—Есть у меня мешок.— Он быстро спустился в подвал и вернулся с мешком.

—Давай я буду держать, а ты насыпать,— предложила Салтанат.

Батыр взял лопату и принялся набивать мусор в мешок.

Пока они прибирали в доме и во дворе, поставленный Батыром самовар закипел. Салтанат достала пиалы, Батыр принес сохранившуюся дома сухую лепешку и несколько яблок.

Почему-то и за завтраком разговор у них не клеился. «Точно один из сада, а другой с гор»,— подумала Салтанат.

—Ты обиделась, что я сказал, будто знаю твои секреты? — спросил Батыр.

—У меня нет секретов. Просто я тоже хочу на фронт,— сказала Салтанат, передавая ему пиалу.

—Не поедешь!

—Почему не поеду? Поеду!

—Не поедешь! Я тебе приказываю — не поедешь!

—Ого, ты совсем как командир.

—Я и есть твой командир. Ты обязана выполнять мои приказания!

Салтанат разбирал смех, она поперхнулась.

—Есть выполнять приказания! Разрешите пожаловаться на вас вышестоящему командиру.

—Смотри, ты и устав успела изучить! — удивился Батыр и серьезным тоном сказал: — Не разрешаю. Ты обязана выполнять мои приказания!

Они стали убирать дастархан.

—Ой,— вдруг воскликнула Салтанат, взглянув на стенные часы,— опоздала на работу!

Она поспешно надела туфли, сняла сумку с гвоздя на столбе, спустилась во двор и, кивнув Батыру, зашагала к калитке. Батыр догнал ее. Они молча грустно посмотрели друг на друга.