Лидия Чарская - Первые товарищи

Это странное шествие миновало коридор, рекреационный зал и вступило в коридор, направляясь к прихожей. Несколько человек старших пансионеров, желая повеселить Людочку, важно восседающую на руках ее рыцарей, примкнули к малышам и по временам оглашали громким ура стены пансиона.

Проходя мимо комнаты начальницы, мальчики было притихли, но внезапно появившаяся на пороге Пушка, увидя забавное зрелище, не могла удержаться от улыбки, и маленькие трубачи затрубили еще оглушительнее, а знаменщики еще неистовее замахали грязными платками, привязанными к линейкам.

— А знаешь, Сергун, она вовсе не такая злюка, как мы думали, — сказал старший знаменщик Принц гофмаршалу Сереже.

Гофмаршал только важно кивнул головою в знак согласия и еще выше поднял руку с жезлом — кочергою.

При виде стольких мальчиков и своей маленькой хозяйки на руках у двух высоких пансионеров, Арапка, несмотря на урезонивания Домны Исаевны, все еще державшей его за ошейник, завыл так, точно увидел не королеву с ее двенадцатью рыцарями, а целую дюжину кошек, которых считал своими злейшими врагами.

Няня зашикала на него изо всех сил, поторопилась снять торжествующую Людочку с рук ее новых приятелей и стала обувать ее в теплые гамаши и галоши. Через десять минут она была одета.

— Прощайте, королева! — кричали все двенадцать мальчиков, высыпая следом за Людочкой на площадку лестницы.

— Прощайте, рыцари! — важно отвечала Людочка и с улыбкой кивала своим новым друзьям.

И няня тоже кивала шалунам. Ей очень понравилось веселые и жизнерадостные товарищи ее ненаглядного Сереженьки, так приветливо принявшие сегодня его маленькую сестренку.

Только Арапка был недоволен приемом. Он всю дорогу скалил зубы и издавал тихое рычанье.

Очевидно, Арапка считал себя непонятым и неоцененным в достаточной мере своими новыми знакомыми.

Мартик Миллер, всегда тихий, стал еще молчаливее и грустнее.

— Что с тобой, Мартик? — спрашивали его товарищи.

Но Мартик ничего не отвечал на это, точно не слышал вопроса, и старался тотчас же заговорить о чем-нибудь другом. И Сережа замечал, что после таких расспросов Мартик становился еще печальнее и задумчивее. Сережа очень любил Мартика, немногим меньше Принца. Принцем он восхищался, преклонялся пред его храбростью, заразительной веселостью и добротой. Мартика же он жалел за то, что тот был постоянно грустный, точно у него всегда что-нибудь болело. А теперь Сережа вдвое жалел Мартика, видя, что тот грустит с каждым днем все сильнее и сильнее.

Что с тобою, Мартик? — как-то раз спросил Сережа мальчика.

В ответ на его вопрос Мартик молча заплакал.

У Сережи сердечко защемило от жалости. Еще бы! Маленький, худенький, немногим выше Людочки, Мартик стал горько плакать, вытирая глаза кулачками.

— Мартик, голубчик! — не унимался Сережа и, обняв мальчика, он отвел его подальше от бегающих по залу пансионеров, — расскажи ты мне, о чем ты плачешь, пожалуйста расскажи, Мартик, миленький.

Голос Сережи, его участие успокоили Мартика. Он вытер глаза и, обняв в свою очередь Сережу, сказал шепотом:

— Хорошо, я тебе откроюсь! Только ты никому не скажешь?

— Нет! — твердо отвечал Сережа. — Никому не скажу, будь покоен!

— Смотри же, — произнес строго Мартик, грозя тоненьким пальчиком, — ты обещал не говорить! А теперь слушай! Ты знаешь, Сережа, что меня воспитывает одна богатая генеральша, одевает меня, берет к себе в отпуск, платит за мое ученье. Она очень строгая и важная, но меня она любит. У нее нет своих детей, и она меня еще совсем маленьким взяла от моей мамы. Моя мама — простая швея, но она очень меня любит, Сережа. Ей было жаль отдавать меня генеральше, но сама она не смогла бы дать мне такого хорошего воспитания, да и заниматься ей со мною было некогда: она должна день и ночь работать, чтобы прокормить себя хоть как-нибудь. Генеральша очень важная барыня и никогда не спросит маму о ее делах, она считает себя маминой благодетельницей и говорит, что уже много сделала для мамы и без того, взяв меня к себе. Да и мама моя из гордости никогда не попросит у нее ничего, лучше просидит голодная. Но все бы это еще ничего, если бы мама была здорова, а вот уже с неделю, как она больна и лежит в постели. Ты знаешь, Сережа, ведь она приходит ко мне в пансион каждую среду, в ту же среду она не пришла, а прислала маленькую дочь квартирной хозяйки — сказать мне, что она немного нездорова. Только это неправда, Сережа, она очень нездорова, а не немного. Говорит же она так, чтобы не тревожить меня. Дуня, хозяйская девочка, сказала, что мама лежит горячая, как огонь, и что ей не на что пригласить доктора и купить лекарство! У мамы нет ни копейки, а пока я обращусь к генеральше с просьбою помочь ей и пока она даст мне денег — может быть, уже будет поздно и моя мама умрет.

Мартик припал на плечо Сереже и снова горько-горько заплакал.

— Принц! Принц! — тревожно окликнул Сережа, лежа в тот вечер в своей постельке, находящейся в самом близком соседстве с кроваткой друга, — ты еще не спишь?

— Нет.

— Говори.

— Видишь ли, Принц, мама Мартика больна, очень больна, а у нее нет ни копейки денег, чтобы позвать доктора. А без доктора она умрет… наверное… Мартик очень плачет, бедный. Ему Дуня говорила… знаешь, девчонка, которая вызывала Мартика в прихожую на этой неделе? Надо ему помочь…

Сережа очень волновался, и поэтому все выходило у него нескладно, но Принц все сразу понял и думал теперь, как бы помочь Мартику.

— Экая досада! — вскрикнул он так громко, что спавший рядом Жучок разом вскочил и, бессмысленно уставившись сонными глазами в одну точку, залепетал быстро и невнятно спросонья:

— Два чижа и одна канарейка… одна канарейка… одна канарейка… желтенькая!

— Фу, глупый какой! Это ему канарейку и чижей отец на именины третьего дня подарил, — засмеялся в подушку Сережа, — а он так рад, что бредит ими во сне… Ты смотри, — добавил он, строго взглянув на Принца, — про Мартика ни слова… Ни гу-гу! Я тебе сказал по секрету.

— Ладно, слышал! — ответил Принц и, полежав минуту, неожиданно дернул своего соседа Жучка за конец одеяла.

— Два чижа… и одна канарейка, — залепетал было снова мальчуган спросонья, но Принц выдернул из-под головы Жучка подушку.

Жучок сел на постели и протер глаза.

— Ну, слава Богу, проснулся! Слушай, — и Принц, наклонясь к самому уху Жучка, зашептал чуть слышно все, что услышал минуту тому назад от Сережи. — Только ты смотри — никому не проболтайся, это секрет! — добавил внушительно Принц, окончив свой рассказ, и повернувшись к Жучку спиною, стал снова советоваться с Сережей, как помочь Миллеру.

А Жучок уже будил спавшего по левую его сторону Грушина: