Анна Саксе - Сказки о цветах

Юноша запомнил волшебное слово и ушел на запад. Шел он шел, пока посреди ночи не увидел мечущийся синий огонек. Деньги сушатся!

Парень крепко сжал в руке меч и пошел на огонек, но завяз в болоте. И тут видит! Идет навстречу сгорбленная женщина, на плечах тяжелую колоду несет. Кто это? Да неужели матушка!

Сын позвал мать, а та испуганно запричитала:

— Ой, сыночек, зачем пришел искать меня! Из этого болота еще никто живым не выбрался. Уж лучше мне одной пропадать, чем видеть тебя рабом дракона.

— Нет, мать, — ответил сын, — по моей вине ты к дракону в неволю попала. Мой долг теперь спасти тебя. Садись на колоду, а я скажу одно слово, обвернусь рекой и вынесу тебя из болота.

Так и сделали.

Но дракон, увидев, как уплыла его рабыня Персия, погнался за ней. Река текла, текла, пока не притекла к песчаному полю, и вода иссякла.

— Матушка, я обернусь конем, сядешь на меня и ухватишься за гриву. Так я перенесу тебя через песчаное поле, — сказал парень и превратился в статного жеребца.

Скакал конь со всадницей, скакал, а дракон за ними. И не догнать бы ему быстроногого жеребца, но беглецам дорогу вдруг широкий и глубокий ров преградил.

— Сынок, обернись опять человеком и спрячься на дне рва, — взмолилась мать, но юноша и слушать ее не захотел.

— Нас у тебя девять сыновей, а мать у всех только одна, — сказал он. — Я превращусь в густой цветущий куст, а ты спрячешься в его ветвях.

Парень сказал волшебное слово, и над рвом вырос густой куст с пахучими фиолетовыми цветами. Персия спряталась в ветвях, а дракон, с хрипом изрытая огонь, промчался мимо.

Персидская сирень — сколько садов она теперь украшает!

Она появилась ранней весной — маленькая хрупкая девочка с синей скрипкой под мышкой. Когда девочка заиграла, птицы умолкли, прислушиваясь к чудесным звукам ее скрипки, пчелы и бабочки долго кружились вокруг, подпевая мелодиям, которые смычок девочки извлекал из крохотного инструмента.

— Послушай, Фиалка, — сказала ей краснощекая девица, сестра хвастливого Мака, прозванная Ветрогонкой, — ты могла бы выступать с концертами и получать огромные деньги.

— Ах, у меня ведь нет никакой школы, — отвечала Фиалка-Скрипачка. — Я счастлива, что моя игра вообще доставляет кому-то радость.

— Были бы у тебя деньги, ты могла бы приодеться, — поучала ее Ветрогонка. — А то ты и в будни и в праздник ходишь все в одном и том же зеленом платьице.

— Мне и так хорошо, я о роскошных нарядах и не мечтаю, — отвечала девочка.

— Будь у тебя деньги, ты купила бы себе янтарное ожерелье и надела бы на свою тонкую шею, — вмешалась в их разговор красотка Тюльпанша. — Может, приглянулась бы кому-нибудь.

Фиалка-Скрипачка засмеялась.

— Говоришь, шея у меня некрасивая, тонкая. Так это мое ожерелье понравилось бы, а не я. В ожерелье он влюбился бы, а не в меня. Уж лучше остаться такой, какая есть.

— Ты рассуждаешь, как ребенок, с тобой даже поговорить серьезно нельзя, — рассердилась Ветрогонка и, подкрасив губы, призывно улыбнулась стоявшему по другую сторону дорожки Ирису.

Ирис на ее улыбку не ответил — в это время Фиалка заиграла снова, пленив его чудесной музыкой.

С замиранием сердца он слушал волшебную мелодию. Она лилась и лилась, как нежная песня любви и дружбы, которым нет конца и тогда, когда земля застывает, объятая великим белым безмолвием. Фиалка кончила играть, и синеглазая Незабудка, наклонившись к ней, шепнула:

— Видела, как Ирис смотрел на тебя? Глаз не сводил. Он влюблен в тебя!

— Да что ты! — тихо вздохнула Фиалка. — Ведь я некрасивая. Рядом с Ветрогонкой и Тюльпаншей я просто Золушка. С чего это влюбится в меня избалованный красотками Ирис? Наверно, он очень любит музыку и слушал мою скрипку, а ты морочишь мне голову, чтоб потом посмеяться надо мной: поверила, мол, дурочка.

Так отвечала Фиалка, но сердце ее все же затосковало.

Она прижала к плечу синюю скрипку и излила свою тоску и мечты в тихой мелодии. Слушавшим ее казалось, что в жизни бесконечно много счастья, стоит только протянуть руку и все, что ты пожелаешь — любовь, дружба, радость, — упадет в нее, точно звезды с высокого голубого летнего неба.

Скрипка Фиалки умолкла, и Ирис еще долго терзался бы и горевал, если бы Сирень не шепнула ему на ухо:

— Ирис, не будь дураком, не упусти свое счастье! Неужели ты не видишь, что Фиалка играет только для тебя! Она в тебя влюблена, это и слепой видит.

— Откуда ты знаешь? — возмутился Ирис. — Фиалка — такая артистка: она словно витает в небесной синеве, вокруг самого солнца. Земные чувства ей чужды, она живет своим искусством, и такой заурядный парень, как я, для нее не больше, чем простой стебелек.

Наступил теплый вечер, и Фиалка играла Лунную сонату.

Вначале в музыке слышалась непонятная тоска, щемящая мольба, печаль отречения, но вот мелодия перешла в страстный шепот, она манила, звала и, все нарастая, кричала о счастье.

Рядом с Ирисом страстно вздыхала Ветрогонка.

Ее дыхание опьяняло, как вино. Ирис хмелел и терял рассудок.

Образ Фиалки перевоплотился в звуки, а Ветрогонка льнула к нему всем телом, целовала его, нашептывала нежные слова, и Ирису начало казаться, что Ветрогонка — его счастье.

Может быть, Ирис на другое утро опомнился бы, пожалел бы о мимолетном увлечении, но не успела еще сойти роса, как Ветрогонка раззвонила всем подружкам о своей предстоящей свадьбе.

Жениха и невесту, как водится, поздравляли, желали им счастья, согласной жизни, богатой потомством.

Ветрогонка самодовольно вертелась — только красная юбка развевалась, а Ирис стоял неподвижный и безучастный, словно это и не он женился на Ветрогонке.

После свадебного пира должны были начаться танцы, и Фиалке предстояло играть вальсы и польки.

Гости построились парами, и посаженый отец Тюльпан сделал знак скрипачке, но наступила неловкая тишина.

В свадебной сутолоке никто не заметил, как Фиалка исчезла. Только теперь Ирис сообразил, что это она, уходя, сказала:

— Будь счастлив! Спасибо тебе за то, что встретился мне! Мои страдания родят новые песни, которые принесут счастье другим.

Ирис еще никак не мог прийти в себя после опрометчивой женитьбы на сестрице хвастливого Мака — Ветрогонке. Он стоял, немой и неподвижный, и все спрашивал себя:

«Как же это случилось? Ведь я любил Фиалку, и Фиалка любила меня, а женился я на другой. Как же это?»

А жена его прямо сияла от счастья, гордая, что ей удалось выйти за такого видного парня.