Мария Белахова - Дочь

Антон Иванович сидел убитый. Это он виноват. Расчувствовался когда-то с Федором и рассказал о Наташе. А тот проболтался своей жене. И вот результат.

С Федором у него разговор впереди. Он никогда не простит ему этой подлости. Но главное сейчас — объясниться с Наташей.

Наташа вбежала в квартиру с испуганными глазами.

— Что с мамочкой? — вскрикнула она.

Внизу лифтерша ей сказала, что мать привезли «чуть живу».

— Ничего, успокойся!

Антон Иванович обнял ее. Наташа зарыдала, прижалась к нему и сквозь рыдания все спрашивала:

— Что, что с ней? Ты скажи, не скрывай.

— Сердечный приступ. Ну, это бывает у людей и проходит.

Но Наташа не могла никак успокоиться. Она продолжала плакать.

— Наташа! Мне надо с тобой поговорить откровенно, — сказал серьезно и сухо Антон Иванович.

Наташа вдруг вспыхнула и сразу перестала плакать. Она догадалась, о чем будет речь.

— Мне бабушка сказала, что у вас с матерью был разговор, который разволновал ее. Было это?

Наташа сидит с опущенными глазами и не отвечает.

— Наташа! Я тебя спрашиваю.

— Да, был.

— Расскажи, какой.

Наташа опять молчит.

— Дочка! Я не могу так разговаривать. Почему ты не отвечаешь? Или у тебя не хватает мужества сказать мне откровенно?

— Скажу, — тихо проговорила Наташа. Она подняла опущенные глаза, посмотрела прямо на отца и спросила: — Правда, что я не ваша дочь?

— Нет, неправда, — твердо ответил Антон Иванович. — Это ложь, гадкая, скверная. Ты наша любимая, дорогая, одна-единственная дочь. Но родила тебя не Ирина Андреевна. Слушай, я расскажу тебе все. Это лучше сделала бы твоя мать, но приходится мне рассказывать. Выслушай, а потом можешь сама решить, чья ты дочь и кто твои родители…

Ирина Андреевна долго не могла понять, где она и что с ней. Еще действовало наркотическое средство, которое ввели ей с уколом. Она находилась в необычном, полубредовом состоянии. Ей казалось, что она лежит где-то в большом вестибюле с колоннами. Но странно! Вещи стоят ее, привычные. Вот шкаф, вот кровать Антона Ивановича.

Где она, что с ней?

Сознание медленно, постепенно восстанавливало события дня. И, как только она поняла, что больна и лежит у себя дома, — исчез вестибюль, и она увидела свою давно знакомую комнату.

Как некстати эта болезнь! Антон, наверно, волнуется. А Наташа? Где она? При воспоминании о дочери вдруг снова заныло сердце. Опять этот проклятый, мучительный вопрос! Лучше закрыть глаза, лежать неподвижно и ни о чем не думать.

Кто-то тихонько приоткрыл дверь и тут же закрыл ее. Ирина Андреевна поняла — Антон прислушивается, не зовет ли она. Никого ей не надо! Не может, не в силах она говорить…

Когда через час она снова проснулась, ей сразу захотелось увидеть и мужа, и мать, и Наташу.

— Антоша! — позвала она. И, хоть сказала совсем тихо, в сердце отдалось болью.

Тут же вошел Антон Иванович.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, — еле шевеля губами, сказала она.

— Ну, я очень рад за тебя, — сказал Антон Иванович, а сам, глядя на ее бледное лицо и бескровные губы, подумал: «Нечего сказать — хорошо! Тяжело ты заболела, моя любимая, родная!» — Можно войти Наташе? — спросил он. — Она ждет.

— Ну конечно!

Наташа давно стояла около двери. Как только Антон Иванович повернул голову в ее сторону, она вошла. Увидав изменившееся лицо матери, она заплакала и опустилась на колени около кровати:

— Мамочка! Родная! Золотко мое! Я так испугалась!

— Наташа! — строго сказал Антон Иванович, положив руку на плечо дочери. — Так нельзя. Ты не волнуй маму. Вот смотри, и она плачет.

Слезы катились по щекам Ирины Андреевны и таяли на подушке. У нее совсем не было сил пошевелиться. Антон Иванович взял платок и стал осторожно вытирать лицо жены.

— Ну я прошу тебя, не волнуйся! Ничего страшного нет, полежишь несколько дней и выздоровеешь.

Помолчав минутку, он сказал спокойно:

— Мы тут, пока ты спала, поговорили откровенно с Наташей…

Наташа его перебила:

— Папка! Я сама все скажу. Мамочка! Хорошая моя! Я все знаю и люблю тебя крепко-крепко, на всю жизнь. И ты сейчас совсем, совсем не думай об этом. Ты выздоровеешь, я получу аттестат, и мы поедем с тобой вдвоем в Ленинград. Ляжем валетиком, и я буду есть гренки. Ладно? И ты мне все, все расскажешь сама. О войне расскажешь, о разрушенном Ленинграде, о том, какая я была тогда маленькая. И покажешь этот дом на канале Грибоедова. Ладно? А я тебе, мамуся, расскажу свой секрет. — На ухо матери Наташа шепнула: — О Жене…

Случись Ирине Андреевне начать жизнь с того дня, когда она приехала в освобожденный Ленинград, она повторила бы все сначала. Пускай были заботы, хлопоты, огорчения. Они забудутся. Но счастье, которое выпало на ее долю, останется с ней…