Наталья Кравцова - От заката до рассвета

Бомбы сброшены, и теперь я могу подсказать Ире, как маневрировать. Она старается не смотреть на слепящие зеркала прожекторов. Старается, но все же поглядывает на них… Бросает самолет то вниз, то в сторону, уклоняясь от пулеметных трасс. Наконец, завертевшись, спрашивает:

— Где Терек?

— Лети прямо. Терек справа, — отвечаю я.

Нам бы следовало пересечь реку и лететь на юг, но — нельзя: там стена огня. И мы держим восточный курс.

Самолет медленно удаляется от цели, слабеет огонь, один за другим гаснут прожекторы. Мы уходим в темноту.

Уходим… Просто непостижимо, как нам это удается сделать на нашем слабеньком, маломощном «ПО-2». Фанерный самолетик, тихоходный, беззащитный, такой совсем-совсем мирный со своими лентами-расчалками, открытыми кабинами и приборной доской, где перед летчиком светятся несколько примитивных приборов… Его называют громким именем «ночной бомбардировщик». Да, мы возим бомбы, подвешенные прямо под крыльями. По двести и больше килограммов за один полет. Так что, например, за пять полетов получается больше тонны…

Бомбардировщик — это верно. А ночной-то он не потому, что как-то оборудован для полетов ночью, совсем нет. Никакого специального оборудования на самолете не установлено. Ночной он потому, что за линию фронта он может летать, пожалуй, только в темноте: днем его сразу собьют… Но мы любим наш «ночной бомбардировщик», хотя он слишком прост и непритязателен. Это смелый самолет и большой труженик: всю ночь, от зари до зари, он без устали работает…

…Летит в темноте под звездами наш «ПО-2». Рокочет мотор, будто ворчит озабоченно. Остаются сзади Моздок, и зенитки, и Терек.

Поэты утверждают, что Терек — бурная, свирепая река. Я же запомню его таким, каким он кажется сверху: голубоватой лентой, вьющейся по земле. Голубоватой… Интересно, какого цвета в нем вода, когда бьют зенитки и в небе — огонь? Я никогда не успеваю рассмотреть…

Возвращаемся из последнего полета. Очень устали и потому обе молчим, Ира и я. За ночь мы сделали шесть боевых вылетов, поработали хорошо. Правда, и нам досталось: трижды попадали под зенитный обстрел.

До аэродрома остается лететь двадцать минут. Тихо. Только мягкий рокот мотора. Но его не замечаешь, как не замечаешь привычного тиканья часов в комнате.

На западе еще сверкают крупные звезды, а на востоке небо уже светлеет. Не первый раз мы встречаем рассвет в полете.

Под крылом проплывает невысокий хребет. За ним долина, где находится аэродром. Глубокие тени на хребте похожи на мазки темно-синей краски, небрежно брошенные художником по серому фону. Уже нет густой черноты воздуха, и кажется, что посветлевшая земля приблизилась к самолету.

Здесь, на юге, рассветает быстро. Солнце еще не взошло, и сероватая мгла окутывает землю. Постепенно мгла рассеивается, вдали на горизонте отчетливо рисуются горы, внизу отсвечивают сталью речушки. А с побледневшего неба все еще никак не уходят звезды. Но скоро и они исчезают.

Солнечные лучи сначала касаются горных вершин, окрашивая их в нежно-розовый цвет. Потом на склонах гор вспыхивают малиново-красные пятна. Они движутся, как живые, опускаясь все ниже и ниже. И, наконец, солнце заливает долину, скалистые вершины и поросшие лесом склоны гор. Рассвет наступил.

Еще издали виден аэродром. Пчелками кружатся над ним наши двукрылые самолеты. Подлетаем поближе, заходим на посадку. Самолет плавно касается зеленого поля. Ира заруливает, и мы выходим. Разминаемся, потом медленно идем, мягко шагая по влажной траве. На сапогах остается роса. Мокрые травинки послушно сгибаются, примятые сапогом, и снова встают во весь свой рост.

Прозрачный туман, висящий в долине легкой дымкой, вдруг отрывается от земли, пригретой солнцем, приподнимается над ней и тает прямо на глазах. В этот ранний час рождения нового дня так легко дышится! Скоро поле кончается, дальше дорога, станица… И невольно я замедляю шаг, чтобы подольше побыть в этом зеленом и радостном мире.

Еще издали на пороге крайнего в станице домика я замечаю Олю Жуковскую, нашего врача. На двери красный крест. В домике медпункт. Оля сидит в белом халате, опустив руки, и смотрит куда-то вдаль. Что она там видит? Горы?

Мы подходим ближе. Я чувствую: что-то случилось.

— Оля!

Она, вздрогнув, поворачивает голову и ничего не говорит.

— Ну?..

— Валя умерла. На рассвете.

Она должна была умереть, Валя Ступова. Наша Валюша, певунья, любимица. Последние дни она совсем была плоха: ничего похожего на прежнюю, веселую, задиристую Вальку, курносую, ясноглазую… Ей долго пришлось мучиться после ранения.

Подошли другие девушки. Постояв, мы с Ирой идем в станицу. Теперь только я по-настоящему чувствую, как устала. Солнце неприятно слепит глаза. К мокрым от росы сапогам прилипает пыль. На перекрестке улиц женщина достает из колодца воду, и пронзительно скрипит, вращаясь, ворот.

Седьмого ноября праздник — 25-летие Октября. В полк приехал командующий фронтом, который вручил нам награды. Многие получили свои первые ордена. Я — «Красную Звезду».

В то время у каждой из нас уже было на счету больше двухсот боевых вылетов. У некоторых — около трехсот. И много удачных.

Мы летали непрерывно. Бомбили то автомашины, то переправы, то огневые точки, то склад, то танки… Говорили даже, что кто-то из девушек разбомбил штаб генерала Клейста, который командовал танковой армией. Во всяком случае, наземные части, стоявшие на передовой, часто благодарили нас за хорошую работу, за точные попадания.

Словом, летали мы каждую ночь. С вечера до утра. Каждый экипаж — по пять, по шесть, по семь вылетов. Если не было летной погоды, сидели в самолетах и дремали. Ждали, когда рассеется туман или перестанет дождь… Чтоб слетать хоть разок.

Никто не думал о наградах. И вдруг — ордена. Оказалось, все-таки приятно получить орден.

Когда полк выстроился, командующий увидел, что мы в брюках, в полинявших, выцветших гимнастерках, и сказал кому-то из своей свиты:

— Праздник, а у девушек нечего надеть. Сшить им форму с юбками!

Эту форму, которую нам сшили, мы надевали по торжественным случаям несколько лет, до самого конца войны.

Вечером к нам в гости приехали ребята из соседнего полка, наши «братцы». Они тоже летают на самолетах «ПО-2». И командир их приехал, полковник Бочаров. Этот братский полк базируется неподалеку от нас, в соседней станице. Мы часто бомбим одни и те же цели, иногда летаем с одного аэродрома.

Совсем неожиданно я встретила Лешу Громова, того самого, с которым вместе училась в аэроклубе. Тогда, перед войной, я уехала из Киева в Москву, в авиационный институт, а Лешу и других ребят направили в летное училище. Они мечтали стать летчиками-истребителями. Но не успели: началось отступление, и всех курсантов разбросали по авиационным полкам. Теперь Леша — штурман в полку «ПО-2». Он только недавно прибыл туда.