Евгений Клюев - От мыльного пузыря до фантика (сборник)

– И куда же Вы маните? – подозрительно интересовался Плинтус, которому почему-то не нравилось само слово «манить»: слово это не вызывало в нем никаких полезных представлений.

– Ах, я не знаю… просто маню – и всё, – откликалась Узенькая Полоска Света, кротко улыбаясь.

– И… идут за Вами? – удивлялся Плинтус.

– Кто идёт, а кто – нет, – честно отвечала Узенькая Полоска Света и – манила.

Плинтус не любил Узенькой Полоски Света: когда она появлялась в щёлочке, он просто весь выгибался от неприязни. Его и вообще-то раздражало, когда дверь не закрывали, потому что снаружи всегда неслась какая-нибудь пыль, которая обожала забираться под него и там – находиться. Из-за этого пол начинали мыть – и потом Плинтусу приходилось лежать мокрому и сохнуть, что довольно противно! Ну, и древесина, понятное дело, портилась: Плинтус даже треснул в одном месте. А всё потому, что Узенькой Полоске света угодно было поселяться в щёлочке и – манить!

– Вам не кажется, – обращался Плинтус к Порожку, – что это какое-то до ужаса глупое занятие – манить? Манить – и даже не знать куда!

– Нет, – откликался Порожек, который тоже умел манить, но не так хорошо, как Узенькая Полоска Света. – Если знать, куда манить, то это уже называется не «манить»… это уже называется «приглашать», потому что приглашают всегда в определённое место. Странно было бы сказать: «Я приглашаю Вас», – и не добавить, куда именно! Если этого не добавить, то получится, что никуда и не пригласили. А манить можно просто так… Вы разве не слышали выражения: «Меня манит неизвестное»?

– Не слышал! – огрызался Плинтус, хотя, конечно же, слышал, – просто притворялся, что не слышал.

– Мне кажется… если бы я постаралась, я тоже могла бы начать манить, – признавалась Форточка. – И ещё мне кажется, что мне бы это нравилось – манить!

«Они тут сумасшедшие все! – злился про себя Плинтус. – Вот соберу чемодан – и уеду на север! Там двери всегда закрывают – и понимают: двери существуют для того, чтобы их закрывать. А тут, в этой дурацкой южной местности, все двери только полуприкрыты! Вот на днях вошла в комнату какая-то совершенно посторонняя собака и нагадила на меня. Так потом пришлось даже бензином меня оттирать… до сих пор иногда чихаю! Нет, уеду. Уеду на север. Вот только чемодан соберу».

У Плинтуса, конечно, чемодана никакого не было: у плинтусов и вообще чемоданов не бывает, поскольку им в чемоданах хранить нечего! Про чемодан же Плинтус себе нарочно говорил – чтобы получалось, будто ему перед отъездом ещё кое-какие дела сделать надо. Говорил он себе это часто – ив конце концов даже сам начал верить, что ему сначала чемодан собрать надо, а только потом – ехать.

В один особенно светлый летний вечер, когда дверь, как всегда, стояла полуприкрытой, Узенькая Полоска Света опять поселилась в щёлочке и принялась манить. Порожек, кстати, тоже ей помогал чем мог. А Форточка смотрела на них и тихонько завидовала: как она ни старалась манить, по-настоящему это у неё не получалось. Единственным, кого ей до сих пор худо-бедно удавалось манить, был толстый чёрный кот, который иногда с тоской смотрел в направлении форточки, как бы желая выскочить на улицу, но был такой ленивый, что всегда откладывал…

А вот Порожек и особенно, конечно, Узенькая Полоска Света – те манили как полагается! Причём настолько сильно манили, что дети давно уже выскользнули из своих кроваток и тихонько прокрались через щёлочку на улицу. Увидев это, мама и папа неслышно отправились за ними – через ту же щёлочку, а потом даже бабушка и дедушка не удержались: Узенькая Полоска Света, оказывается, манила и их!

Но если бы только их! Даже толстый чёрный кот не устоял – и Форточка, манившая его изо всех сил, разочарованно вздохнула, увидев, как ленивец с трудом выволакивает свою тяжёлую тушу за дверь… Сразу после кота решился выпорхнуть из своей клетки – тоже, наверное, обнаружив в дверце какую-нибудь щёлочку, – сине-зелёный попугай. А потом произошло и вовсе невероятное: выпрыгнув из аквариума, отправились на улицу рыбки – стройной шеренгой и крепко держась друг за друга плавниками! Промаршировали в направлении двери стулья – щёлочка становилась все шире и шире, проковыляли столы, пару раз осторожно топнул и тоже отправился в путь диван, а за ним протиснулся в дверь, оставив её нараспашку, и сам платяной шкаф. Вот уже в дверном проёме видны очертания ванны, раковины, газовой плиты…

Скоро в квартире не осталось никого и ничего, кроме пола и стен да усталой старинной картины, изображавшей битую дичь. Но даже битая дичь, подумав-подумав, тряхнула всё-таки молодостью – и унеслась в дверной проём, подхватив по пути огромную золочёную раму.

– Я так и знал! – сам себе сказал Плинтус. – К этому всё шло. Когда «манят» – особенно неизвестно куда – ничем хорошим дело не кончается.

Оглядев пустую квартиру, Плинтус вздохнул, выгнулся покруче – так, что все гвоздики повылетали, – и, даже не собирая чемодана, отправился на вокзал. Пора было уезжать отсюда на север, где всегда закрывают двери и где понимают: двери существуют для того, чтобы их закрывать. За-кры-вать.

Струйка Воды – лучший бегун на свете, потому что она никогда не устаёт. Если выпустить её из крана, а кран не закрыть – поминай как звали. Сначала, конечно, Струйка Воды далеко не убежит – пока её сдерживают какие-нибудь края, всё равно какие: края мойки, раковины или чашки одинаково годятся… правда, чем выше края, тем лучше. Вот у мойки в кухне, например, довольно высокие края.

Но наша Струйка Воды как раз из мойки-то и убежала: именно потому, что кухонный кран забыли закрыть на ночь. Сначала, конечно, края мойки Струйку Воды сдерживали, но рано или поздно (рано или поздно – это теперь уже никому не известно), мойка всё равно наполнилась – тогда-то Струйка Воды и выскользнула на пол.

– Ты кто? – спросила её безмятежно сидевшая на полу кухни Муха.

– Пока я Струйка Воды, – раздалось в ответ. – Но кем буду дальше – не знаю.

– Странно, – зевнула Муха. – Вот я, допустим, Муха, однако передо мной таких проблем не возникает: я твёрдо знаю, что и дальше буду Мухой. Мы, мухи, всегда верны себе.

– Да уж, – вздохнула Струйка Воды. – Это точно. Правда, было бы лучше, если бы мухи в кого-нибудь превращались – например, в бабочек! Бабочки такие красивые…

– Вот ещё! – фыркнула Муха. – В бабочек!.. Никогда не видела более уродливых созданий. Я просто счастлива, что я Муха, и ни в какую бабочку превращаться не собираюсь. А ты… – ты превращайся, пожалуйста, в бабочку, если они тебе так нравятся. Только обо мне тогда забудь.

Струйка Воды вздохнула: