Редьярд Киплинг - Пак с Волшебных холмов

«О богиня Рома! – вполголоса произнес Мáксим. – Все зависит от одного человека, от того, кто рискнет. Так было всегда и так будет».

«Рискнет своей жизнью, – добавил Алло. – Ты – император, но ты не бог. А люди смертны».

«Я задумывался об этом, – ответил он просто. – А теперь вот что. Если ветер не переменится, к утру я буду у восточного конца Вала. Завтра мы увидимся, и я назначу вас двоих комендантами границы. Полагаюсь на вас».

«Одну минуту, цезар, – сказал Пертинакс. – У каждого человека есть своя цена. Ты еще не назвал мне цену».

«Не рано ли ты начинаешь торговаться? Ну ладно, чего ты просишь, говори?»

«Справедливости. Из-за обид, причиненных мне моим дядей Иценом, дуумвиром города Дивиона в Галлии».

«Всего одну жизнь? Ты ее получишь. Я думал, ты потребуешь денег или должность. Напиши его имя на этой табличке – на красной стороне, ибо другая сторона – для живых». – И Мáксим протянул ему таблички.

«Мне не нужна его смерть, – сказал Пертинакс. – Моя мать вдова. А единственный ее сын далеко. Я не уверен, что он честно платит ей вдовью долю».

«Хорошо. Моя рука достаточно длинна, чтобы дотянуться до твоего дяди. Мы проверим его счетные книги, не беспокойся. До свидания, до завтра, коменданты!»

Мы смотрели, как он шел от нас к ожидавшей его галере сквозь заросли вереска, постепенно уменьшаясь и удаляясь. Множество пиктов таились в засаде между камнями, но он не глядел по сторонам. Вскоре его галера подняла парус и, подгоняемая вечерним бризом, вышла в открытое море. Мы стояли молча. Мы понимали, что земля не часто родит подобных людей.

Алло поймал наших лошадок и придержал их под уздцы, пока мы садились в седло, чего он раньше никогда не делал.

«Погодите», – молвил вдруг Пертинакс и, спрыгнув наземь, соорудил маленький алтарь из дерна. Он осыпал его цветами вереска и возложил на него письма от девушки из Галлии.

«Что ты делаешь?» – изумился я.

«Приношу жертву своей ушедшей юности», – ответил он, поджигая письмо, и когда оно догорело, загасил каблуком огонь. И мы поехали назад к Адрианову Валу, комендантами которого нам предстояло стать.

Парнезий замолчал. Ребята сидели тихо, не решаясь даже спросить, окончен ли рассказ. Пак сделал им знак рукой и поманил за собой из леса.

– Очень жаль, – прошептал он, – но вам пора уходить.

– Это не мы его огорчили? – спросила Уна. – Он не смотрит на нас, он так глубоко задумался…

– О нет, мои милые! Подождем до завтра. Это не долго. И не забудьте, что все это время вы играли в «Легенды Древнего Рима».

И впрямь, едва они пролезли сквозь свою лазейку в изгороди, где росли Дуб, Ясень и Терн, как позабыли все, что рассказывал им Парнезий. Им только помнилось, что они играли в древних римлян.

Следующий день у ребят получился «беспризорным». Отец с матерью после обеда ушли в гости, мисс Блейк отправилась на велосипедную прогулку, и до восьми часов дети остались предоставлены самим себе. Вежливо проводив до крыльца своих дорогих родителей и драгоценную воспитательницу, они побежали к садовнику, который дал им большую J»горсть малины в капустном листе, а потом к Элен – забрать с собой полдник. Малину съели сразу, чтобы не раздавилась, а капустным листом они решили поделиться с тремя коровами на Театральном Лугу, но по дороге нашли мертвого ежика, которого срочно нужно было похоронить, и листом пришлось пожертвовать.

Потом они отправились к кузнице и застали там старого Хобдена-лесника с сыном по прозвищу Пчелка, который был немножко «не в себе», но зато мог держать целый рой пчел на голой ладони; и Пчелка рассказал им стишок про ящерку-слепозмейку:

Они пополдничали вместе возле ульев, и Хобден очень похвалил принесенный пирог («Почти как у моей женки!»), а потом показал, как ставить силки для зайцев и в чем их отличие от кроличьих силков.

По Длинному Оврагу они забрались в самую низинную часть Дальнего Леса. По сравнению с Волатеррами это было довольно мрачное место: старая мергельная яма, заполненная черной водой, в окружении сгнивших вётел – обломанных, обвешанных клоками мха. Но птицы летали среди мертвых веток и, как говорил Хобден, эта горькая, настоянная на иве вода была целебной для животных.

Они сидели на срубленном стволе дуба в тени молодой буковой поросли и делали петли из проволоки, которую дал им Хобден, когда вдруг увидели Парнезия.

– Как тихо вы подошли! – сказала Уна, подвигаясь, чтобы освободить ему место. – А где Пак?

– Мы с Фавном как раз обсуждали, стоит ли мне продолжать свой рассказ…

– Да я просто сомневался, поймете ли вы, – уточнил Пак, как белка выскакивая из-за бревна.

– Я, конечно, не все понимаю, – заметила Уна, – но мне нравится слушать про коротышек-пиктов.

– Чего я и впрямь не могу понять, – сказал Дан, – так это откуда Мáксим, будучи в Галлии, так хорошо знал, что делается у пиктов?