Север Гансовский - В рядах борцов

— И давно тебя выкинули?

— Уже полтора года. Сразу после сентябрьской стачки. Я попал в черные списки.

— Послушай, Джо, — сказал Айк, повернувшись к брату. — Здорово устал, да?

— Нет, не очень. — Мальчик говорил сонным голосом. Он прижался спиной к внутренней стене мостовой арки. Братья сидели на старой газете, разостланной на бетонных плитах. Старшему — Айку исполнилось в этом году восемнадцать, младшему — Джо не хватало двух месяцев до двенадцати.

— Хорошо ты устроился, — продолжал Айк. — Сегодня доллар, и завтра будет два. — Он погладил спутанные мягкие льняные волосы мальчика. — Ты что-то и не рад совсем.

— Я спать хочу, — сказал Джо.

— Ну спи, спи.

— Да не заснуть что-то.

Рядом с ними завозился Менсон. Братья знали, что сейчас он станет молиться. Менсон сел и начал:

— Боже, приди сюда и увидишь…

— Придет он, как же, — насмешливо сказал Джузеппе. — Он бы задохнулся от этой вонючей воды, если бы пришел.

— Брось, — сказал Бриджер. — Пусть человек молится, если ему охота.

— Ничего, ничего, — произнес Менсон мягко, — если я мешаю, я помолюсь про себя.

Наступило молчание. Большая холодная капля упала Айку на шею. Он вздрогнул.

— Что ты? — шопотом спросил Джо.

— Ничего… Капля… Ты уже спишь?

— Сейчас буду спать. Вот только устроюсь.

— Послушай, — Айк прижался к брату и прошептал ему в самое ухо. — А ты не украл этот доллар?

— Да нет же. — Джо отодвинулся от него. — Я тебе говорю: заработал.

— А почему ты не хочешь сказать, как заработал? Может быть, и я пошел бы.

— Да нет же. Там только на одного. Я потом расскажу.

Кто-то прошел по мосту. На гладкой, чуть волнистой поверхности воды погасло два блика. Это в одной из комнат дома на другом берегу погасили свет. Айк распустил шнурки на ботинках и вытянул ноги.

— Джо, — он снова положил руку на голову мальчика.

— Ну?

— Дай честное слово, что ты не украл.

— Ну, пожалуйста… Честное слово.

Мальчик потихоньку освободился от руки брата и лег на бетон, подложив себе под голову свернутую куртку. По каналу проплыла большая арбузная корка. Еще в одной комнате дома напротив погас свет.

— Завтра мы половину денег отложим, — сказал Айк. — А потом, когда я найду работу, снимем где-нибудь угол, и ты пойдешь в школу.

— Я уже всё забыл.

— Ничего. Надо начинать опять. Когда мать была в больнице, она сказала, что обязательно надо сделать так, чтобы ты учился.

Где-то далеко за домами раздался гудок парохода, ему ответил другой, еще дальше.

— Да, подождите, ребята! — громко сказал Джузеппе приподнимаясь. — Я забыл сказать… Приходил один парень из торнтоновской шайки. Спрашивал, будем ли мы голосовать на выборах. Обещал заплатить…

— Какие выборы? — спросил Менсон. — Кого выбирают?

— Ну и чудак же ты! — Джузеппе сплюнул в темноте. — В городе на каждом шагу плакаты и портреты. Мэра выбирают! От республиканцев Торнтон, от демократов Смит.

— Разве я смотрю на эти портреты? — вздохнул Менсон. — Какое мне дело?

— Слышал? — шепнул Айк брату. Вслух он спросил: — Долларов по 5 заплатят?

— Нет, — ответил Джузеппе. — Это когда президента выбирают, — по пяти дают. За мэра по доллару, не больше. Ты ведь не голосовал за президента? Мал еще был?

— Не голосовал.

— Доллар — тоже деньги. — Джузеппе повернулся к Бриджеру. — А ты пойдешь?

— Нет! — Бриджер сидел, спустив ноги к воде. — За деньги я не голосую. Меня они не купят.

— Будешь голосовать за вашу рабочую партию? — спросил Джузеппе.

— Не удастся, — ответил Бриджер. — Эти мистеры из комиссии не дадут мне голосовать. У меня ведь прописки нет. А то бы проголосовал.

— А за Торнтона они разрешили бы. Им голоса нужны. И еще доллар получил бы.

— Плевал я на их доллар, — сказал Бриджер, — пусть они им подавятся.

Наступило молчание. Снова сиплый звук прополз по самой воде.

— Товарный, — сказал Бриджер. — Всё равно я буду работать на железной дороге. Они думают, что, если сунули мне волчий паспорт, — значит, конец. Нет. Я еще подержусь за реверс.

— Не возьмут они тебя, — покачал головой Менсон. — Раз ты в черных списках, — не бывать тебе никогда на железной дороге. Вот если только будет сильно не хватать людей… Но так не бывает. Безработных везде сколько хочешь.

— А вот и не везде!

— Не может быть!

— В других местах нет безработных!

— Где?

— В Советском Союзе.

— Ни одного безработного?

— Ни одного.

— И никто не ночует под мостами или в парках?

— Никто.

— Ну, знаешь… — Менсон слабо усмехнулся. — Если ты так считаешь, — пожалуйста. Я не стану спорить. Только я сам в это никогда не поверю.

— Вот я тебе послезавтра принесу одну газету. Там почитаешь.

— Спасибо, — сказал Менсон. — Спасибо. Я с удовольствием почитаю. Я люблю читать газеты, когда они есть.

Айк начал укладываться. Он постелил на газету пиджак, под голову положил ботинки и долго примеривался, стараясь лечь так, чтобы бедро не упиралось в бетон. Потом повернулся к брату.

— Джо…

— Ну?

— Ты сегодня весь вечер как в воду опущенный. Если ты что-нибудь нехорошее сделал…

— Знаешь что, — Джо резким движением поднялся и сел. В голосе у него слышались слезы. — Хватит. Если ты мне не веришь, тогда не говори больше со мной.

— Ну ладно, ладно, — сказал Айк. — Будем спать.

— Ни черта, — сказал итальянец. Он со злостью сплюнул на булыжную мостовую и растер плевок. — Ничего тут не выйдет, будь они все прокляты. Пойдем лучше в центр.

— Уже поздно, — сказал Айк. — Он рассеянно смотрел на решетчатые ворота консервной фабрики, возле которой они стояли. — Уже поздно, двенадцать часов дня.

— Пойдем в гараж, — настаивал итальянец.

Айк сунул руки в карманы. Они пошли вдоль фабричных корпусов к центру.

— Беспокоюсь я за мальчишку, — сказал Айк. — Кто его знает, откуда он взял этот доллар. Сегодня утром я хотел пойти вместе с ним, но он так расплакался от злости, будто я его ударил.

— Ничего, — сказал Джузеппе. — Он парень хороший. Я так удивляюсь на вас, как вы еще держитесь. Моетесь каждый день, у тебя вон брюки зашиты…

Айк посмотрел на итальянца. Тому было лет двадцать, не больше, но на впалых щеках у него были морщины, как у старика. Он даже не отряхнулся сегодня, когда встал, на пиджаке и на серых брюках его так и остались пыльные полосы от бетона, на котором они лежали.

Ближе к центру на улицах висели портреты Торнтона и Смита.

— Года четыре тому назад этот Смит разогнал демонстрацию швейников, — сказал Джузеппе. Он был ростом меньше Айка, и ему приходилось шагать быстро-быстро, чтобы не отстать. — Я тогда мальчишкой был. Швейники шли по Мейнстрит, а Смит (он был начальником полиции) пустил своих парней с улицы Стюарта.