Север Гансовский - В рядах борцов

Мексиканец подошел к Архи.

— Дядя хочет пожать тебе руку, — объяснила девушка.

Мальчик покраснел. Краска медленно заливала его веснушки. Он осторожно вытащил руку из кармана, с сомнением посмотрел на нее и тщательно вытер о грязные штаны.

Мексиканец снял шляпу. В своей заплатанной рубахе, с желтыми усами, он, несмотря на маленький рост, выглядел очень величественно. Он протянул руку, мальчик подал ему свою. Люди кругом улыбались. Мексиканец сказал несколько слов.

— Дядя предлагает тебе, — сказала девушка, — стать членом нашей семьи.

Архи покраснел еще больше. Он растерянно взъерошил рыжие волосы на макушке.

— Ты будешь нам, как брат. Где бы ты ни был, и что бы ты ни делал, ты всегда будешь знать, что у тебя есть родные.

— Спасибо, — сказал Архи.

Один из «членов семьи», пятилетний мальчишка мексиканца, смотрел на Архи с уважением. Архи подошел к нему и вытер грязный нос мальчика. Мексиканец оглянулся на жену. Какая-то женщина, с растрепанными после сна волосами, подошла к ней и обняла ее за пояс.

Мексиканец прижал руку к сердцу. Он посмотрел на людей, стоявших перед ним, маленькой жесткой загорелой рукой показал на удалявшихся всадников и заговорил. Говорил он минуты три. Это была целая речь. Потом ударил себя в грудь, изящным сдержанным жестом обвел толпу и умолк.

Все выслушали его внимательно, хотя и не поняли ни одного слова, так как, за исключением его семьи, никто не знал здесь испанского. Речь всем понравилась.

— Хорошая речь, — сказал высокий старик. — Умеет человек говорить. Я однажды слушал одного парня в Нью-Йорке. Он был с высшим образованием. Тоже хорошо говорил. Тысячи три народу там было… И этот тоже умеет.

Он подошел к маленькому мексиканцу и похлопал его по плечу.

— Правильная речь. Как раз то, что нужно.

Речь действительно была хорошая. Она была хороша потому, что мексиканец, который только что принял американского мальчика в свою семью, сказал о том, что он сам будет членом великой семьи трудящихся.

Сэм проснулся рано. Уже рассветало и тоненький луч солнца протянулся от щели в стене хижины к соломенной подстилке, на которой он лежал. Из-за стены доносился легкий, сухой шелест. «Кукуруза шелестит, — подумал Сэм. — Хорошо, если бы не было дождя».

В солнечном луче плавали золотые пылинки. Потом по паутинке откуда-то сверху спустился маленький паук и повис покачиваясь. Сэм приподнялся и пошарил возле себя рукой, отыскивая трубку. С ящика, который стоял у стола, неожиданно спрыгнула большая крыса и, промчавшись мимо Сэма, юркнула в щель возле двери. «Отчего здесь крысы? — удивился Сэм. — Им и есть-то нечего. Мешок с кукурузной мукой мать вешает к потолку, а патока стоит в ведре на плите, — им туда не добраться».

Он вспомнил, что в прошлом году у соседей крыса укусила мальчика и тот несколько месяцев ходил с гноящейся раной. «Надо бы их вывести», — подумал Сэм.

Потом, присев на подстилку, он высек огонь из кремня, прикурил и некоторое время лежал неподвижно, глядя на голубые волны дыма, висящие в воздухе. Тело у него болело, особенно тяжело было поднимать руки. Вчера он весь день работал на ферме у Доджа, хозяина земли, которую они арендовали. «Какой сегодня день? — подумал Сэм. — Почему нас мать не будила?»

И вдруг вспомнил, что сегодня воскресенье. Он сразу забыл про боль в мускулах плеч и спины. Да, сегодня было воскресенье — тот самый день, когда Сэм должен выполнить свое решение.

Легким движением он поднял с пола свое большое тело. Еще одна крыса рванулась мимо него к щели, но он ее даже не заметил. «Надо разбудить Джоя, — сказал он себе. — Пусть мальчик знает. Может быть, ему придется остаться за старшего в семье».

Сэм подошел к противоположной стене хижины и наклонился. Джой спал на такой же подстилке, какая была у Сэма. Он лежал на животе, согнув одну руку в локте, а другую протянул вдоль тела.

Сэм дотронулся до коричневого плеча Джоя. Мальчик сразу проснулся и, приподнявшись, посмотрел на брата большими темными глазами. Несколько соломинок застряло в его курчавых волосах. Сэм выпрямился и кивнул головой по направлению к двери. Джой встал. Они осторожно открыли дверь и вышли из хижины.

Солнце еще не поднялось высоко. На небе не было ни облачка. «Хороший день для уборки», — подумал Сэм. Братья пошли по тропинке, ведущей от дверей хижины к двум высоким деревьям. Там из земли вытекал маленький родник, возле него Сэм сделал водоем, чтобы по вечерам можно было помыться после работы.

Широкое кукурузное поле спускалось от хижины к дороге, ведущей в город. За дорогой оно снова поднималось вверх, образуя пологий холм. Там кукуруза была уже сжата и на равных промежутках один от другого стояли снопы.

Дул легкий ветер, и от него по несжатой кукурузе пробегали волны. «Хорошая земля! — думал Сэм. — Если бы только она принадлежала нам…»

Братья дошли до водоема и остановились. Джой смотрел себе под ноги. Сэм огляделся вокруг и сказал:

— Я всё-таки пойду сегодня, Джой.

Мальчик не ответил. Он еще ниже опустил голову и потирал одной босой ногой другую.

Так они стояли некоторое время молча; один большой и широкоплечий, другой высокий для своих лет, но худенький и гибкий. Сэм смотрел на руку брата, которой тот теребил рваную бумажную рубашку; рука была темная со светлыми шрамами, тонкая и подвижная. Кожа чистая, нежно-коричневого цвета, но длинные пальцы и ладони потрескались и покрылись ссадинами и твердыми мозолями. Во время уборки Джой работал на вязке снопов. «Справляется за взрослого, хотя ему еще только тринадцать лет, — подумал Сэм. — Хоть бы отец был жив. Нет, дальше так нельзя. Никак нельзя». Сэм снова заговорил:

— Я скажу матери тоже.

— Она знает, — сказал Джой. — Ма еще вчера вечером поняла, когда ты медали доставал.

Они снова замолчали. Потом Джой поднял голову и посмотрел брату в лицо. В глазах мальчика была тревога и тоска.

— Может быть, лучше не ходить, Сэм? — тихо проговорил он.

— Нет, — быстро и убежденно ответил Сэм. Он оглянулся по сторонам, как бы ища поддержки, и горячо повторил: — Нет. Ты понимаешь, кто-нибудь должен начать. Нельзя, чтобы так шло дальше. Я много думал. Целыми ночами. Так дальше жить нельзя, нельзя… — и Сэм резко отвернулся от брата. — Я пойду, — сказал он твердо. — Мы будем бороться. — Сэм снова повернулся к Джою. — Может быть, всё кончится хорошо. Ну, давай мыться. — Сэм улыбнулся, взял Джоя за руку и шутливо подтолкнул к водоему.

Когда они снова подошли к хижине, мать уже встала. Из глиняной трубы поднимался дымок. На доске, заменявшей стол, лежала горка горячих кукурузных лепешек. Мать стояла возле плиты, склонившись над сковородой.