Наталия Лойко - Дом имени Карла и Розы

— Сама видела, своими глазами.

Эти всевидящие Асины глаза разгораются с каждым Фединым словом. Ох, и ловко он расписывает заведение Казаченковых! Ася наконец не выдерживает:

— Они настоящие буржуи, если хотите знать! Они хитрые. Такие хитрые!..

Крупская вдруг рассмеялась.

Дети опешили.

— Значит, хитрые? — весело переспросила Надежда Константиновна. — А мне казалось, это большевики хитрющие.

«Узнала», — мелькнуло у Аси, и она тоже стала смеяться.

Но Федя не пожелал даже улыбнуться, а глянул на Асю так, словно сказал: «Хвастать хвастала, а кое-что утаила». Но развеселившаяся Ася только рукой махнула.

— Дом имени Карла и Розы? — медленно выговорила Надежда Константиновна, став серьезной. — Он, как я вижу, достоин своего имени.

Федя тем временем вытащил из-за ремешка синей косоворотки номер «Правды» и вновь заговорил о комиссии, которая все проморгала, о том, что надо кончать с безобразиями.

Надежда Константиновна мягким жестом остановила мальчика:

— Спасибо, голубчик, только все уже сделано. «Старушенции», как ты их величаешь, отлично разобрались. Больше Казаченковы никого не обманывают… Видишь, даже до меня дошло, хотя я ребятами не занимаюсь.

Кивнув детдомовцам и еще раз, на прощание, похвалив их дом, Крупская вошла в калитку.

Вот тут-то Ася оказалась решительнее Феди:

— Ой, погодите, Надежда Константиновна! У нас ведь тоже свои безобразия.

Не отставая от Крупской, Ася поспешно выкладывала ей свои жалобы. Однако, к немалому ее смущению, выяснилось, что она ругает как раз Внешкольный отдел, без всякой совести (Ася так и выразилась) использующий детдомовского директора.

Надежда Константиновна замедлила шаг, разъясняя девочке необходимость того, что было уже решено Наркомпросом. Она сказала, что такой на редкость знающий лектор-антирелигиозник, как Нистратов, должен быть использован в масштабе республики и потому его совсем забирают из детского дома.

— Так и объясни своим товарищам. Иду, Верочка, иду!..

Последние слова Крупской были обращены к выбежавшей на крыльцо высокой молоденькой девушке, ее секретарю.

Ася вскрикнула:

— Как забираете? А мы? Кто же с нами?

— И это решено. Что скажете насчет Дедусенко?

— Татьяну Филипповну? — вскрикнула Ася. — Тогда согласны.

— И вот что, ребятки… — Надежда Константиновна помедлила. — Попросите своих товарищей, чтобы поддержали ее поначалу. Не забывайте о ее горе…

— Каком горе? — быстро спросил Федя, недоумевая, каким же горем мог не поделиться с ним Шурик Дедусенко.

— Она до сих пор молчит? — растерялась на миг Надежда Константиновна.

— О чем? — враз вырвалось у обоих детдомовцев.

— Так вот, ребята: у вашего нового директора колчаковцы мужа убили.

Дети стояли, притихнув. Крупская добавила:

— Теперь вы ее семья.

Асе вспомнилось странно спокойное, осунувшееся лицо, смотревшее на нее через решетку казаченковской ограды, вспомнилось слово «держись».

— Она и летом знала? — негромко спросила Ася.

— Знала. И вам надо знать. Подрастете — не забывайте: за вас умирали лучшие люди.

Ася вдруг заплакала. Плакала она беззвучно, отвернувшись ото всех; слезы так и катились по щекам, и не было платка, чтобы их вытереть… Однажды Федя при всех сказал, что Ася хотя и девчонка, но не плакса. Это было в тот день, когда Панька Длинный — известный эгоист — поколотил Асю, а Федя дал ему сдачи. Но сейчас Асе было все равно, плакса она или не плакса. Она хуже, чем самая последняя реза. Однажды, еще до детского дома, она дала Шурику Дедусенко тумака только за то, что у него живы отец и мать.

Крупская провела рукой по темным Асиным волосам. Желая ее отвлечь, сказала деловым тоном:

— Придется нам с вами еще голову поломать… Кем заменить Дедусенко в мастерской? Нужна не только сноровка в шитье, человек нужен!

— Хороший товарищ? — заморгала своими торчащими влажными ресницами Ася. Ей страстно хотелось чем-нибудь помочь Татьяне Филипповне, разрывающейся между двумя обязанностями. — Есть такой человек, — быстро произнесла Ася. Она заметила, что на «рыльце стоят люди, дожидающиеся конца разговора, заметила отчаяние юного секретаря Крупской и старалась быть краткой. — Есть такая! Шашкина Варя. Добрая, грамотная. Варится в фабричном котле. Дедусенко ее уважает.

— Ну и прекрасно, — сказала Крупская, знаком подзывая секретаря. — Запишем фамилию, фабрику. Думаю, товарищ нам не откажет?

Уже вечером, рассказывая обо всем Кате, Ася вдруг усомнилась, будет ли Варя рада такой удаче.

Обе детдомовки знали, что значило работать с детьми. Сколько всегда всплывает неотложных, чрезвычайных дел! Не будет у Вари свободного часа. Какие там книжки!..

— Да… — произнесла Катя. — Схлопотала ты ей!..

Наступил март, месяц глубоких сугробов и промерзших стен. Месяц, когда детей нельзя выпускать на прогулку в тряпичной обуви, особенно если ее негде потом просушить.

Директор детского дома и руководительница швейной мастерской (обе еще в сентябре приступили к своим новым обязанностям) стоят в кладовой, гадая, как потолковей распределить между всей массой детдомовцев тридцать пар сапожек. Распределить таким образом, чтобы каждый питомец хоть полчаса в сутки мог погулять. Обувь — это кислород, как говорит детдомовский врач.

Детская обувь прибыла с фабрики, работающей на армию. Маленькие сапожки выглядят щеголеватыми модельками солдатских сапог. Солдатских…

— Все-таки, Варя, — произносит Татьяна Филипповна, выравнивая на полке, идущей вдоль стены, ряды сапожек, — все-таки у нас с тобой большая семья. Такую нелегко одеть и обуть.

— Да еще накормить, — добавляет Варя и спохватывается: — Мне не пора ли на дежурство, на кухню?

Этим же утром Ксения, воодушевленная известием о тридцати парах сапожек, успела сходить в Наркомпрос получить там тридцать билетов на спектакль «Коппелия» с участием знаменитой балерины Гельцер и теперь спешила домой.

В Наркомпросе ей обещали выдать еще несколько раз по тридцать билетов. Она так и объяснила: теперь обуты!

Наивысшее удовольствие для Ксении — явиться в детский дом с сюрпризом. Как она торопилась туда в один из метельных февральских дней, чтобы скорей объявить во всеуслышание о полученном разрешении на слом доживающего неподалеку свой век ветхого строеньица! Первую балку, сухую, источенную жучком, доставили волоком во двор детского дома сама Ксения, Варя и Федя. Девочки просто набросились с пилами на это бревно! Славно получилось: старенький деревянный домишко ползимы поддерживал сносную температуру в большущем каменном здании.

А сколько раз приходила Ксения с добрыми вестями из ресторана Тестова! Именно в этом прославленном когда-то жирной ухой, расстегаями и блинами ресторане с первых недель революции разместился отдел детского питания. Иногда там удается выцарапать кое-какие дополнительные калории.