Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

Слушали они внимательно, вопросов никаких не задавали. Да и потом сидели тихо и молча. Только позже я узнал, что в тот же вечер они все, как один, бросились писать домой письма, заверяя своих пап и мам в своей безграничной любви и преданности. А ведь до этого Заставить их написать хоть одно письмо было весьма трудно… А ещё через неделю подходят ко мне трое — Чудик, Смычков и Перфильев и смущённо говорят, что вот, мол, марш, который они только закончили… Я стал убеждать их изменить название и уж во всяком случае посвящать марш не мне. Но они твердили, что они — авторы и могут называть так, как считают нужным. И никто им этого запретить не вправе. Так появился, товарищ полковник, «Марш капитана Насибулина». Хотя, по справедливости, должен он быть посвящён моему сыну… Вот и всё.

Капитан и полковник подошли к дому.

— Наверное, — сказал капитан Насибулин, — на фасаде вокзала сейчас тоже укрепляют лиру.

— Вполне возможно, — согласился полковник Яковенко, а потом сказал: — Знаете, Сергей Павлович, а я вам завидую. Да, да, не спорьте. Я тридцать лет в армии и знаю, что говорю. Не многим своим командирам солдаты посвящают марши. И я рад, что этот прекрасный марш они посвятили именно вам…

В течение дня оркестры один за другим прибывали на вокзал и повзводно вместе с инструментами направлялись по главной улице к зданию школы. (В связи с каникулами школа была предоставлена участникам смотра под временное жильё. Впоследствии за ней на долгие годы так и установится название «Музыкантская».)

Говоря честно, большинству горожан вновь прибывшие казались одинаковыми. Отличить один оркестр от другого было просто невозможно: все с барабанами, все с трубами, все как от одного портного и даже стриглись будто у од-нош парикмахера.

Однако знатоки (таких, правда, было немного) ориентировались в шествии запросто.

— Вон зуевцы идут, — говорили они. — А это — грековцы… Ну, нынче насибулинцы им дадут!..

— Да как вы отличаете зуевцев от грековцев?!

— По капельмейстерам. Майор Греков с брюшком, а капитан Зуев с усами и бакенбардами.

Действительно, каждый капельмейстер, возглавлявший походный шаг своего оркестра, легко разнился по возрасту, званию и по комплекции.

Здесь были седые майоры и несколько тучноватые подполковники, молодцеватые лейтенанты и поджарые капитаны.

Но лицо каждого выражало такую решимость и отвагу, что даже непосвящённому становилось ясно: бой музыкантам предстоит хотя и скоротечный, но нелёгкий.

Смотр открывался в десять ноль-ноль следующего дня.

В последний раз музыканты проверили рабочую готовность инструментов. Тщательно продули мундштуки. Поставили их для окончательной просушки на подоконник.

Теперь предстоял обед.

Музыкантский взвод капитана Насибулина начинал выступление в тринадцать тридцать. Так определил жребий. Поэтому кормили музыкантов вне расписания.

Сначала в столовой побывали бас-геликонист Смычков и кларнетист рядовой Перфильев — дежурный и дневальный по музыкантскому взводу. Они-то и сообщили про дополнительные чайники с компотом, который повара выдают по первому музыкантскому требованию.

— На компот особенно не налегайте, — построив взвод, предупредил младший сержант Чудик. Он был за главного. Капитан Насибулин с утра находился во Дворце культуры — слушал игру соперников. — Лишняя жидкость может в самый критический момент повредить. А если к тому же мы как-нибудь не так выступим, нам этот компот обязательно припомнят.

Дали слово: компотом не наливаться.

Взвод ушёл. Смычков и Перфильев принялись за прерванную шашечную партию.

Сказать честно, в обязанности дежурного и дневального отнюдь не входило устройство шашечных соревнований. Обязанности у них были совершенно другие. И среди многих — смотреть за сохранностью имущества взвода. В нашем случае — музыкальных инструментов.

Так оно всегда и было. Но день выпал необычный. Можно сказать, праздничный. Инструменты в предстартовой позиции лежали на скамейках. Вороны в предстартовом волнении каркали на заборе. Мундштуки солнечными зайчиками поблёскивали на подоконнике.

Перфильев запустил в одну из ворон веником.

— И что каркают? Прямо душу надрывают!

— Верно, — ответил Смычков и «съел» у зазевавшегося партнёра четыре шашки.

На обратном пути из столовой музыкантам семь раз напутственно пожали руки их товарищи-десантники. В восьмой раз пожал замполит части подполковник Смольников.

— Все пообедали? — спросил он.

— Так точно! — хором ответили ему.

Замполит придирчиво оглядел внешний вид музыкантов. Внешним видом он остался доволен.

— Как настроение?

Младший сержант Чудик за всех ответил, что настроение бодрое, хотя, конечно, некоторые и волнуются.

— Настоящее искусство без волнения не бывает, — сказал замполит Смольников. — Это следует твёрдо запомнить. Но в решающее мгновение его нужно побороть. Сколько там у вас осталось времени? — спросил он Чудика.

— Сорок минут.

— Время ещё есть… Напоминать о славных боевых традициях полка не буду — об этом я вам целый месяц говорил. Хочу передать напутствие командира части, который сегодня утром улетел в отпуск. В отпуске он, между прочим, не был два года. Так вот, он сказал: «Победа начинается с малого, поражение — с пустяка. Желаю музыкантскому взводу победы».

— Ура-а! — закричали все.

Хотя «ура!» кричать было и не обязательно, но нервы не выдержали.

— И последнее. Сегодня половина мест в концертном зале отдана нашему полку. Делегатов мы, конечно, предупредили: хлопать они будут всем одинаково, но вам — немного громче. А теперь — идите.

С десяти утра капитан Насибулин был в зрительном зале.

Уже выступили морозовцы и грековцы. Играли они, как всегда, слаженно, проникновенно. И хотя это были соперники, капитан их игрой просто наслаждался.

Через два часа в этом зале его взвод должен был дать фаворитам настоящий бой.

Капитан верил, что так оно и будет.

Он взглянул на часы и тихонько вышел из зала.

Перед своим взводом капитан появился без десяти час. В парадном мундире. Свежевыбритый и отглаженный. От мундира и от капитана вкусно пахло одеколоном «Командор».

Под мышкой он держал убранную в чехол дирижёрскую палочку. Таких у него было две: одна, из обычного бамбука, будничная; другая, из бамбука китайского, праздничная.