Роальд Даль - Звуковая машина

Доктор посмотрел на муху и улыбнулся.

— Некоторое время назад, — сказал Клаузнер, — я создал довольно простой инструмент, который убедил меня в существовании многих странных, неслышимых звуков. Я не раз сидел и наблюдал, как иголка аппарата вычерчивает график окрестных вибраций, хотя мои уши не различали никакого звука. Именно эти звуки я и хочу услышать. Мне хочется знать, откуда они исходят, и кто или что их производит.

— И та машина, на столе, — проговорил доктор, — может позволить вам услышать эти звуки?

— Может. Хотя кто знает? Пока мне не везло. Но я кое-что усовершенствовал в ней и готов сегодня провести еще одно испытание. Эта машина, — сказал он, дотрагиваясь до ящика, — предназначена для фиксации высоких звуков и их последующей трансформации в доступные для восприятия тона. Я настраиваю ее почти так же, как радиоприемник.

— Как это?

— Не так уж сложно. Скажем, мне захотелось услышать писк летучих мышей. Это очень высокий звук — почти тридцать тысяч колебаний в секунду. Обычное человеческое ухо не в состоянии воспринять его. Так вот, если представить, что в этой комнате летает летучая мышь, и я настроил свою машину на тридцать тысяч колебаний в секунду, мне удастся расслышать писк этой мыши весьма отчетливо. Я даже смогу расслышать конкретные тона — фа-диез, си-бемоль или что там еще может быть, — но только в гораздо более низком звучании. Вы меня поняли?

Доктор взглянул на длинный, похожий на гроб ящик.

— И вы намерены опробовать его именно сегодня вечером?

— Да.

— Что ж, желаю вам удачи, — он посмотрел на часы. — Бог ты мой! Мне же пора. До свидания и спасибо за ваш рассказ. Как-нибудь позвоню и узнаю, что там у вас получилось. — Доктор вышел и прикрыл за собой дверь.

Еще некоторое время Клаузнер колдовал над проводами в черном ящике, после чего разогнулся и проговорил мягким, возбужденным шепотом: «А теперь попробуем еще раз… На сей раз вынесем все это в сад… и, возможно… возможно… прием будет получше. А теперь поднимем его… осторожно… О, Бог ты мой, какой тяжелый-то!» Он поднес аппарат к двери, понял, что не сможет открыть ее с ящиком в руках, вернулся, опустил ящик на скамью, открыл дверь, затем не без труда вытащил свое изобретение в сад. Там он аккуратно опустил конструкцию на деревянный столик, стоявший на лужайке. Затем вернулся к сараю, взял пару наушников и, подсоединив их к клеммам в приборе, водрузил на уши. Все движения рук Клаузнера отличались точностью и быстротой. Он был явно взволнован и потому дышал часто и громко, при этом не переставая тихо подбадривать себя, словно опасаясь, что машина не заработает, и в то же время испытывая страх перед тем, что принесет удача.

Так он и стоял в саду рядом с деревянным столиком — бледный, маленький и худой, напоминая какого-то состарившегося, изнуренного, с очками на носу, ребенка. Солнце опустилось за горизонт; вокруг-ни звука, ни малейшего дуновения ветерка. С того места, где Клаузнер стоял, ему через невысокий забор был виден соседский сад, по которому расхаживала женщина с корзиной в руках. Некоторое время он наблюдал за ней, но мысли его блуждали совсем в другом месте. Затем он повернулся к стоявшему на столике прибору и нажал кнопку на передней панели. Пальцы левой руки сжали регулятор громкости, пальцы правой — рукоятку, перемещавшую стрелку по большой центральной шкале, почти такой же, как и у радиоприемника. Экран был разделен на серию диапазонов, начинавшихся от 15000 колебаний в секунду и вплоть до 1000000.

Наконец Клаузнер склонился над своей машиной. От напряженного вслушивания его шея чуть вывернулась. Правая рука стала вращать рукоятку настройки. Игла медленно ползла по шкале-настолько медленно, что он едва ощущал ее передвижение, — а в наушниках тем временем раздавалось слабое потрескивание.

Где-то вдалеке за этими шумами он различал отдаленное гудение, исходящее от самой машины, и ничего кроме этого. Вслушиваясь, Клаузнер, ловил себя на любопытном ощущении — будто его уши отделяются от головы, оставаясь связанными с ней лишь посредством тоненьких жестких проводков, наподобие щупалец, и что эти проводки удлиняются, а уши поднимаются все выше, в направлении тайной и запретной территории, ближе к опасной сверхзвуковой зоне, где слух его никогда не бывал прежде и где ему явно не полагалось быть.

Маленькая иголка продолжала медленно скользить по шкале, когда он неожиданно услышал вопль, страшный, пронзительный крик, заставивший его вскочить и схватиться за край стола. Он огляделся вокруг себя, словно ища кричавшего человека. Рядом никого не было, если не считать женщины, копавшейся в соседнем саду, но кричала явно не она. Наклонясь, соседка срезала желтые розы и складывала их в корзину.

И вот опять-неживой, нечеловеческий вопль, пронзительный и краткий, очень отчетливый и холодный. В самом этом тоне было что-то минорное, металлическое, чего ему никогда раньше не приходилось слышать. Клаузнер снова огляделся, внимательно высматривая источник звука. Взгляд его выхватывал лишь женщину в соседнем саду. Он видел, как она наклонилась, взялась одной рукой за стебель и перекусила его ножницами. И снова он услышал тот же крик.

Он возник точно в тот момент, когда лезвия ножниц перерезали стебли.

Вслед за этим женщина выпрямилась, положила ножницы в корзину с розами и повернулась, собираясь уходить.

— Миссис Сондерс! — закричал Клаузнер срывающимся от волнения голосом. — А, миссис Сондерс!

Обернувшись, женщина увидала соседа, стоявшего у себя на лужайке-этакого причудливого, размахивающего руками человечка с наушниками на голове, — который звал ее таким высоким и крикливым голосом, что она даже испугалась.

— Срежьте еще одну! Пожалуйста, побыстрее срежьте еще одну!

Она стояла неподвижно, всматриваясь в него.

— Но зачем, мистер Клаузнер? — спросила она. — В чем дело?

— Пожалуйста, сделайте то, о чем я вас прошу. Срежьте еще одну розу!

Миссис Сондерс всегда считала своего соседа несколько странноватым, сейчас же, похоже, он определенно рехнулся. Она подумала даже, не лучше ли поспешить домой и позвать мужа. Но передумала. Ведь он же совсем безвредный, так почему бы не сделать ему приятное?

— Ну конечно же мистер Клаузнер, если вы так хотите, — проговорила она, после чего взяла из корзины ножницы и срезала еще одну розу.

И вновь в наушниках раздался нечеловеческий вопль, и именно в тот самый момент, когда ножницы перекусывали стебель. Клаузнер снял наушники и бросился к забору, разделявшему оба сада.

— Все ясно, — сказал он. — Этого довольно. Больше не надо. Прошу вас, больше не надо!

— Я хотел бы что-то вам сказать, миссис Сондерс, — проговорил он. — Что-то такое, во что вы не поверите. — Он положил руки на край забора и пристально поглядел на нее сквозь толстые очки. — Сегодня вечером вы нарезали целую корзину роз. Острыми ножницами вы срезали стебли живых существ, и каждая срезанная вами роза при этом отчаянно кричала. Вы знали об этом, миссис Сондерс?