Андрей Ефремов - Я успею, ребята!

— Это кто?

Юра из дыры крошки выгреб.

— Близкий родственник, — говорит, — отец.

И опять молотком грохает.

Юра провода к рубильнику нам подсоединять не дал, сам там крутил-вертел. Мы вышли, стоим у ворот, а в гараже напротив Юрин отец разговаривает. Он говорит, а перед ним какой-то мужчина суетится, молнию на куртке туда-сюда гоняет.

— Прямо не знаю, Аркадий Васильевич, как быть-то? Тут подумать надо.

Юрин отец его по плечу хлопнул.

— Ага, только ты долго, мыслитель, не думай. Другие-то не спрашивают, как да откуда. Другие резину берут и спасибо говорят. За полцены же, философ!

Тут Юра с проводами возиться кончил, из гаража выходит.

— Подождите, парни, я сейчас.

Минут через пять к воротам «Жигули» подъезжают, а за рулем-то Юра! Мы с Ваньчиком к нему забрались, Ваньчик говорит:

— Покатаемся?

Юра осторожненько задом в гараж заехал.

— Через год, — говорит. — Я папаше за год весь гараж оборудую, а он мне — доверенность. Усекли? Да вы лучше сюда посмотрите. Такой системы во всем городе ни у кого нет — «Вагант»!

А система правда фирменная. И маг, и приемник, а звук — закачаешься!

Юра говорит:

— Там внизу кронштейн, видишь? Это для телевизора, только отец его дома держит. Когда далеко едет, ставит, а так боится. Он за этой системой целый год охотился, пока на Хола не вышел.

Я только хотел спросить, откуда Холстов такую аппаратуру берет, но Юра музыку вырубил, и мы из гаража вышли.

На улице за шлагбаумом он останавливается.

— Вот голова садовая, чуть не забыл же. Еще на минутку в гараж заскочим, ладно, Витек?

В гараже у него сумка висела. Он оттуда трешку достал.

— Вот вам за помощь. Слушай, Витек, ты ко мне послезавтра, ну во вторник, не зайдешь, а?

— Чего там, — говорю, — придем, конечно. Ваньчик точно может. А ты сейчас чего, опять в гараж?

Он меня к себе повернул.

— Один приходи, понимаешь? Один.

Странно с этой трешкой вышло. Я Ваньчику все объяснил, а он надулся.

— Ты, — говорит, — в прошлом году мне велосипед чинить помогал, считай, что с меня полтора рэ получил. В расчете будем.

Меня зло взяло.

— Да он просто парень добрый, а ты завидуешь.

Поругались, в общем.

Дома весь вечер думал: что же это у нас выходит? Обидная какая-то история. Только вот почему мне не за нас с Лешкой обидно, а за Юру?

Такого, как Ваньчик, человека поискать. Совсем обижаться не умеет. Выхожу на другой день к остановке — он вокруг газона по трубе ходит, то направо свалится, то налево. Я думал — мы долго разговаривать не будем, может, неделю целую, только с Ваньчиком разве получится? Так вместе в школу и пришли. До самого звонка за моей партой просидели.

Физика на втором уроке была. Перед самым концом Борис Николаевич говорит:

— Иваницкий, Кухтин, останьтесь.

Мы к нему в лаборантскую зашли, Борис Николаевич спрашивает:

— В Дом пионеров в этом году ходите? Неинтересно, значит, стало? А руками поработать хотите?

Я говорю:

— Если вы про то, что стулья в кабинете поломались, так мы с Иваницким их два раза уже чинили.

— Опять поломались? — удивился физик. — Ну ладно, потом это. Тут дело другое. В прошлом году десятый «а» дискотеку устраивал, помните?

— Так не пускали же нас. Маленькие, говорят.

— Ну, значит, помните. А может, и подсмотрели слегка, как, Иваницкий?

— Да ну, — Ваньчик рукой махнул, — грохот на всю школу устроили, а сами еле шевелятся. Ерунда.

— Точно, ребята, скучно у них это все вышло. Тут одного шума мало. А ты вот, Кухтин, стал бы дискотекой заниматься? Чтобы и бегущие огни, и стробоскоп, и вообще все, что надо.

Я плечами пожал.

— Вот еще, — говорю, — танцы всякие.

Борис Николаевич засмеялся.

— Посмотрю я, что ты через два года запоешь. «Танцы всякие» — чудак человек! В нашем зале знаешь как развернуться можно? На год работы хватит. Да вас, парни, от этого дела за уши не оттянуть будет! Ну, решились?

— А чего, — говорит Ваньчик, — только мы, что ли, будем?

— Да вы тут одни за сто лет не справитесь, просто я с вас начать решил.

Я про Юру подумал и спрашиваю:

— А если не из нашей школы человек, можно?

Ваньчик хмыкнул, а Борис Николаевич на часы посмотрел, заторопился. Уже в дверях оборачивается:

— Только смотри, Кухтин, чтобы человек хороший был.

Я вечером к Юре идти хотел, только ведь ни адреса, ни телефона его у меня нет, ну и пошел прямо в гараж. В крайнем случае, думаю, адрес у сторожа спрошу.

Ворота в гараже были закрыты. Неяркий свет перебегал по щелям, и получалось вроде огня за печной дверцей. Я уже хотел толкнуть дверь, но за ней вдруг закричали, да так, что я шарахнулся:

— Идиот!

Внутри грохнуло, как будто капот закрыли, и свет по щелям заметался как бешеный.

— Куда ты, идиот, лезешь? Своих дел нет, что ли? Завел с Холом шашни, ну и давай! Может, хоть с моей шеи слезешь или свою сломаешь.

Я сразу узнал, что это Аркадий Васильевич кричит, Юрин отец, и хотел уйти, но дядька у шлагбаума обязательно бы ко мне прицепился. Я встал у соседнего гаража, только все равно было слышно каждое слово.

— Куда я хожу — мое дело, с кем бываю — тоже. Пусть спасибо скажет, что не развелся и тебя у нее не отобрал.

— Папа, — это Юра говорил, — ну хоть встречаться с ней в другом месте ты можешь?

— А я не виноват, что у тебя мамаша такая чувствительная особа.

В гараже стало тихо, и свет не метался. Юра сказал негромко и отчетливо:

— Ты скажи тогда своей Кашиной, чтобы она мне не попадалась.

Я сначала не понял ничего. Юра вскрикнул, и сквозь широкую щель свет плеснул мне в лицо. Что-то загремело в гараже, и дверь распахнулась от удара. Аркадий Васильевич выскочил в перекошенный желтый прямоугольник, обернулся:

— Слушай, ты хоть и не стоишь, а вот тебе совет: не будь, как я, дураком, женись на здоровой.

Хлопнула дверь, ворота качнулись, гравий несколько раз хрустнул у шлагбаума. В гараже было тихо, очень тихо. Как будто там не осталось никого, и только свет медленно перетекал от одной щели к другой.

Дверь сама открылась, я отскочил даже. Юра стоял у полок с инструментами и как-то странно закидывал голову, лампа-переноска в опущенной руке светила ему на ноги, другой рукой он держался за лицо.

— Ты, Витя?

Он перехватил шнур повыше, и я увидел, что лицо у Юры вымазано кровью. Он провел ладонью под носом.

— Ты что? Ты слышал?

Уже и лампа у него в руке качаться перестала, а мы все молчали. Я повернулся и пошел.

— Стой!

Свет позади придвинулся, и моя тень достала замасленную землю перед дверью.

— Завтра, — сказал он, — все равно завтра приходи.

Юра поднял лампу, и желтый прямоугольник с моей тенью стал совсем коротким. Юра как будто ждал, что я скажу что-нибудь, а я даже повернуться не мог. Не смог себя заставить, и все тут. Так и пошел.