Марина Мартиросова - Фотографии на память

По вечерам ходили в кино. В «Бахаре» все лето крутили трофейные фильмы. Детей, конечно, на вечерние сеансы не пропускали. Да и кому из них пришло бы в голову покупать билеты?! Они смотрели кино, взобравшись на низенькую ограду кинотеатра.

Здесь были свои неудобства. Во-первых, приходилось ждать, когда окончательно стемнеет. Иначе директор, одноглазый усатый фронтовик, гнал безбилетников без всякой жалости. А во-вторых, мальчишек набиралось так много, что сидеть на узенькой ограде становилось опасно: в спину постоянно толкали те, кому не хватило места.

В июне 47-го в «Бахаре» целый месяц шла «Серенада солнечной долины». Алик часами, не фальшивя, насвистывал мелодии из фильма, пощипывая струны отцовой гитары.

В тот вечер фильм показывали в последний раз. Алик с Гариком прибежали к кинотеатру задолго до начала сеанса. Но вокруг «Бахара» уже бродили мальчишки с полными карманами семечек. Кто-то тайком попыхивал папиросой, спрятавшись за облупленную будку кассы. Безбилетников было вдвое больше обычного, и держались они компаниями.

— Не удержимся. Точно спихнут, — грустно констатировал Гарик.

Алик медленно обошел здание кинотеатра, обшаривая глазами местность. Пока не заметил в отдалении высокое старое дерево. Похоже, экран с него будет виден, как с ладони. Гарик, кряхтя, подсадил Алика, и тот пополз вверх к толстой удобной ветке.

— Эй-эй! Мальчик! Голова есть-нет?! Ты обезьяна или человек? Зачем на дерево полез? Слезай, сейчас милиционера позову! — издали крикнул директор «Бахара», гневно посверкивая своим единственным глазом.

Алик торопливо съехал вниз, обдирая ладони о шершавую кору, и мальчики нырнули в кусты.

— Придем, когда стемнеет, — зашептал Алик Гарику, — одноглазый в темноте наверняка не заметит!

Стемнело. Одноглазый неторопливо скрылся за дверями своей будки. Алик ринулся к дереву. В темноте карабкаться вверх было гораздо труднее: ночь скрыла все удобные ветки и впадины. Вдруг со ствола соскользнула левая нога, потом правая, и мальчик повис на одной руке. Пальцы, немея, постепенно разжимаясь. Алик со страхом посмотрел вниз. Гарик бегал вокруг дерева, давая советы:

— Держись, держись, не отпускай ветку.

Вдруг Алик почувствовал, как кто-то крепко ухватил его за шиворот и потащил вверх. Он перехватил руку, уцепился за сук, нашел ногой опору и с трудом подтянулся повыше. На толстой ветке удобно устроился худенький мальчик с большим биноклем на шее. Отдышавшись, Алик благодарно пожал ему руку.

— Друг? — кивнул мальчик на оставшегося внизу Гарика.

— Ага! — вспомнил Алик.

Мальчик вытащил из кармана аккуратный моток веревки, один конец закрепил на ветке, другой кинул вниз. Через минуту Гарик уже был наверху.

В темноте были видны только блестящие, широко раскрытые глаза незнакомого мальчика, бесшумно повторяющего непонятные английские слова.

— Как тебя зовут? — шепнул Алик.

— Вова, — ответил мальчик.

— А меня Алик. Его — Гарик.

— Я тебя знаю. Ты нападающий в Витькиной команде.

— Если тебя кто-нибудь обидит — скажешь. Мы с Гариком мигом ему морду начистим, — пообещал мальчишке Алик и покровительственно приобнял его за худенькие плечи.

С тех пор Вова часто приходил во двор на улице Карганова. Тетя Сара в первый же день внимательно оглядела Вову, спросила его фамилию и удивленно покачала головой. Вечером она рассказывала своему парализованному отцу:

— Помнишь Борю Бумбриха, папа? Какой был фотограф… Владимир — его сын. Очень приличный мальчик. Не пойму, как наши хулиганы с ним познакомились?

В июле вернулись из лагеря Витька с Сейфали. Их застукали в палате с папиросами в зубах, так что «прости-прощай», вторая смена! Витька с грустью вспоминал лагерные футбольные баталии, окидывал приятелей безнадежным взглядом и вздыхал:

— Разве это команда? Сброд. Даже защитника своего — и то нет…

Мальчишки виновато переглядывались и тоже вздыхали. Вова сидел на скамейке рядом с Аликом. Он рассеянно слушал Витьку, то и дело поправляя лежащий на коленях черный конверт.

— Что там у тебя? — спросил Витька.

Вова улыбнулся, встал со скамейки и начал раскладывать на освободившемся пространстве фотографии.

Карточки были отличные! На них были Алик, Гарик, Лятиф, дворовая кошка Майка, тетя Сара… И все выглядели немножко лучше, чем в жизни.

— Это я папиным аппаратом нащелкал, — объяснил Вова. — Потом проявил, напечатал…

— Ха, — усмехнулся Ровшан, защитник из соседнего двора. — Ты, небось, только на кнопочку нажимал, а пахан все остальное сделал. «Проявил» он, «напечатал»! — передразнил Ровшан Вову.

В это время на лестнице послышался стук каблучков. Это спускалась племянница тети Сары, Офелия. Все пацаны еще с прошлого года повлюблялись в Офелию, такая она была красивая. Высокая, с длинными светлыми волосами, тонкой талией. Если Офелия наведывалась к тете Саре, мальчишки целыми часами околачивались во дворе, чтобы не пропустить момент, когда она будет уходить.

— Какие шикарные фото! — остановилась Офелия. — Кто снимал?

Ребята дружно кивнули на Вову.

— Молодец, — похвалила Офелия. — А меня сможешь так? В следующий раз, когда я приду. Договорились? — и она зацокала своими каблучками к воротам.

Все молча смотрели на Вову. Он смущенно улыбался, выравнивая и без того ровную стопку фотографий. От них попахивало сладкими духами Офелии.

— Пристроился… — вдруг прошипел Ровшан. — Умеете же вы, жиденята… Небось пахан бабки лопатой на работе загребает, так еще и сыночка пристраивает!

Вова побледнел:

— Папа на фронте погиб, — срывающимся голосом проговорил он. — В сорок втором, в Севастополе…

Ровшан был уверен, никто за Вову заступаться не станет. Он ведь из чужого двора.

— Как ты его назвал? — отрывисто спросил Витька.

— Жиденком, — ухмыльнулся Ровшан. — А что?

Витька медленно подошел к нему, уставился исподлобья и тихо, почти неслышно, сказал:

— Катись отсюда. И из нашей команды тоже выкатывайся, фашист!

Лятиф, который всего несколько дней как научился свистеть, засунул в рот два грязных пальца и пронзительно свистнул.

— Фашист, — в один голос проговорили Гаврош и Алик, подталкивая Ровшана к воротам.

— Фашист, — присоединился к ним Сейфали.

— Гитлер! — заорал Лятиф.

Когда Ровшан покинул двор, Витька критично осмотрел невысокую Вовину фигурку. Пощупал мышцы на его руках и ногах, заставил побегать наперегонки с Лятифом.

— Завтра утром приходи. В защиту встанешь.

Потом спросил:

— Мяч-то хотя бы есть?

— Нет… — покачал головой Вова.

— Ну, ком-мандочка подобралась, — сплюнул на пыльную землю Витька. — Сброд какой-то…

И погладил свой старый потрепанный мяч.