Владислав Бахревский - Кипрей-Полыхань

А Насте Никитичне невесело, было на празднике — Финист уезжал.

Станцевали они в тот вечер всего один раз, на концерт он не остался, вещи ушел укладывать.

Настя Никитична пришла домой, ужинать не стала: всплакнулось чего‑то. Только легла, в окошко бросили горсть песка. Он!

Вышла.

— Я все думала, в каком облике явишься ты передо мной.

— Ох, Настя, все, тайные слова я позабыл, тебя ожидая.

Пошли они к баньке, сели на скамью. Обнял он ее, и просидели они, сами не ведая сколько, молча, в тихой радости, даря друг другу тепло.

В небе звезды кругом шли, и у них, и у Насти и у Финиста, плыло в глазах. Догадались они, что тепло, какое изведали, родное, а потому любить можно без оглядки.

Без Финиста денечки длинными показались, но тут пожаловало первое сентября.

В канун Настя Никитична собрала учебники, черную юбку, белую блузку вы гладила, туфли вычистила, села под окном на вечернюю зарю глядеть, а заря уже дотлевала. Сумерки пришли темные, серые. Постучала в дверь бабушка Малинкина:

— Настя, иди огонь гасить.

К удивлению Насти Никитичны, баба Луня топила печь, а на столе горело уж никак не меньше сорока свечей.

— Оно хоть завтра по новому стилю первое сентября, а все — первое. А под первое старый огонь — он ведь целый год верно служил — гасят, а утром будет новый огонь. Мужики из дерева вытрут.

— Это, наверное, оттого, — догадалась Настя Никитична, — что в XVII веке новый год начинался с 1 сентября.

— Уж не знаю, — сказала бабушка Малинкина. — Посидим давай, помолчим. Поглядим на огонь, попрощаемся.

Свечи пощелкивали, огонь в печи, покачиваясь, ходил по сухим тонким поленьям, припадал, силился вспорхнуть, а сил не хватало.

Бабушка Малинкина сама пошла к печи, а Насте Никитичне показала на свечи. Потушили огонь, пожелали друг другу на весь год счастья, а на нынче — покойной ночи.

Все три класса, все сорок жителей Кипрей–Полыхани от семи до десяти лет, сидели перед Настей Никитичной и ждали, что она скажет.

— С праздником вас, мальчики и девочки! С первым сентября!

— Спаасибочка! — прошептали в ответ третьеклассники и второклассники, ну а за ними вдогонку и первоклашки.

Настя Никитична подошла к первому ряду, где сидел первый класс, и, понимая, что для этих учеников день сегодняшний на всю жизнь память, вывела их ручейком к доске и попросила каждого назвать себя. Учеников было двенадцать, а в списках значилось тринадцать, и Настя Никитична сообразила — нет Васи. Но стоило ей вспомнить о нем — в открытую форточку юркнул воробей, ударился об пол.

— А вот и я! — сказал Вася. — В самый раз поспел.

Настя Никитична только головой покачала. Взяла она мел, написала во всю доску букву «А» в виде человечка. Человечек этот как бы отправляется в путь и рукою манит за ним идти.

— Ребята, — сказала первоклассникам Настя Никитична, — это буква «А». С нее начинается вся человеческая премудрость: полеты в космос, путешествия в глубины океанов, все человеческое могущество начинается с буквы «А». В старину ее называли «Аз». Пусть эта буква будет для каждого из вас как добрый друг. Видите, он подает вам руку, зовет за собой, в далекую дорогу за Познанием.

Вася подмигнул человечку, и тот вдруг спрыгнул с доски и пожал каждому первокласснику руку.

— Вот это учительница! — зашептались второклассники и третьеклассники, а Настя Никитична похолодела.

«С Васиными штучками надо кончать!» — твердо решила она для себя.

Первый урок закончился, словно прошла всего одна минута. Старичок сторож, улыбаясь, протиснулся в дверь и позвонил в старинный серебряный колокольчик.

— Ура! — закричал Вася и воробьем порхнул в форточку, а за ним стаей взметнулись первоклассники, за первоклассниками второклассники, а там, солидно помедлив, умчались стрижами старшие — третий класс.

Второй урок Настя Никитична вела, сдвинув брови.

— Ребята! Каникулы кончились. Это школа. Прошу вас входить и выходить через дверь. — Тут Настя Никитична совсем рассердилась: — Птичьих базаров мне, пожалуйста, больше не устраивайте, а то я кошку с собой принесу.

Настя Никитична поняла, что сказала не то. Первоклашки расплакались. Друг за дружкой. Насте Никитичне пришлось говорить ласковые речи, читать веселые сказки, но ребята, отсидев последний урок, убежали из школы, торопливо, тревожно перешептываясь. Один Вася подзадержался — видно, характер хотел показать. Вдарился он перед Настей Никитичной об пол и на лбу шишку присадил. Заревел, хоть уши затыкай.

— Из‑за вас! Из‑за вас… разучился.

Пришла Настя Никитична домой и тоже в слезы: научить ничему не научила еще, а вот разучить успела. Такого дивного дара мальчишка лишился!

Уроки стали как дистиллированная вода, без цвета и запаха. Насте Никитичне даже замечания некому было сделать. На переменах ребята к ней не подходили, в коридоре не бегали, не шумели. Слушали ее внимательно, вопросов не задавали.

Как‑то она засиделась в пустом классе, тетради проверяла. Вышла из школы, слышит, — разговаривают. Сидят ее ребятки вдоль теплой солнечной стены, а перед ними — школьный сторож.

— Ну–тко, скажите, что это? — спрашивал сторож, и каждая морщина на его лице сияла хитростью. — Ну–тко? «Под мостом–мостищем, под соболем–соболищем два соболька разыгрались».

— Брови да глаза, — отвечали ребята.

— Ишь ты! Верно! Тогда такое спрошу: «Пришел внучок по дедушку». Кто хваткий?

Ребята молчали, Настя Никитична, стоя за углом, тоже ничего придумать не могла.

— Эх, вы! — сказал старичок. — Это значит, вешний снег на зимний лег. Ну–тко, а вот такая закавыка: «Кручу, бурчу, знать никого не хочу».

— Небось ветер! — сказал кто‑то из старших ребят.

— Можно и ветер, а отгадка — вьюга. Ну, вам домой пора.

— Еще, дедушка, загадай!

— «Беленькая собачка в подворотню глядит».

— Сугроб! — опередил всех Вася.

— Молодцы! А вот вам домашнее задание. Отгадку поутру приносите: «Семя серо, руками сеют, ртом сымают».

Ребята, подхватив портфели, побежали в деревню. Старичок поглядел им вослед и пошел в другую сторону, к лесу. Настя Никитична вышла из укрытия и окликнула свою техническую службу. Старичок был ей сегодня неприятен.

— Послушайте! Почему вы бросаете школу? Пошли — даже дверей не закрыли.

— Ох, верно! — спохватился старичок.

Он вернулся, затворил входную дверь и приставил к ней щетку.

— Вы считаете, что это надежный запор? — рассердилась в открытую Настя Никитична. Она на себя уже сердилась, сердилась оттого, что ей хотелось придраться к сторожу, и поделать ничего с собой не могла.

— Это очень даже надежно! — уверил ее старичок. — Да вот сами поглядите.