Елена Нестерина - Девочка-тайна

– Ну а почему бы и нет? Когда ещё такое увидишь? – Савиных привалился к камню и положил ладонь под подбородок, как будто устраиваясь поудобнее в зрительном зале.

Оля вздрогнула. Но не от того, что её немножко покоробили слова Димки и Огузовой. На это она говорить ничего не стала – это ведь была вроде как шутка, а что ж к шуткам цепляться?

Так, а если не шутка? Неужели приезжая девчонка или морж, или не знает, насколько холодна сейчас морская вода? А может, у неё имеются планы по самоуничтожению? Бухнуться в ледяные морские воды – и покончить с жизнью, которая её чем-то не устраивает? Оля слышала, что эмо, мальчики и девочки, – любители суицида во всех его проявлениях. Может, и готы тоже? Значит, надо немедленно остановить это – или крикнуть новенькой, чтобы не дурила, или, пока она не рухнула в волны, добраться до неё и остановить!

Но Оля не успела. Она уже повернулась к Сашке и только хотела крикнуть, что надо действовать, как он дёрнул её за руку и кивнул в сторону моря.

Потому что странная девушка с мокрыми косами устроилась на вершине утёса. Налетал порывами неистовый ветер, солёные брызги, срываясь с набегающих волн, смешивались с дождевыми каплями, били ей в лицо, а Гликерия сидела, обхватив руками колени, смотрела в морскую даль и пела.

– А я-то думала, что она топиться собралась… – прошептала Танька, разочарованно качая головой. – Или сейчас допоёт и утопится? А может, всё-таки порча? На кого? На Комкова или на кого-то ещё? А может, это она делает любовный приворот – как Бояршинова? Ой…

В ответ на её слова тут же пошутил Димка. Танька снова что-то добавила. Оля пропустила всё мимо ушей. Она слушала, как поёт Гликерия, и ледяные мурашки бегали по её спине. Песня была странная, как и сама Гликерия, из-за шума прибоя разобрать слова было сложно. И всё же то, что услышать удавалось, притягивало внимание…

Ветер усиливался. Далеко, почти у линии горизонта, он разорвал тяжёлые тучи, и пронзительно-яркие лучи солнца упали на свинцовые воды.

Гликерия встала во весь рост. Ветер трепал её одежду, его порывы грозили свалить с ног, волны стали выше и били по камням всё яростнее. Пенные брызги ударялись о колени Гликерии. А она всё стояла и смотрела вдаль. На её лице был победный восторг. И песня – неведомая песня смелых людей, доносилась до берега. Мелодию Оля улавливала с трудом, да это было сейчас, наверное, и не важно.

Песня закончилась. А девушка, похожая на чёрную блестящую статую, всё стояла и смотрела на бушующий в лучах неласкового солнца морской простор.

Тревожная красота этой картины потрясла Олю. Поддавшись её очарованию, она выскочила из-за валуна и подставила лицо ветру. Ух, как! Ничего себе, какая стихия! Но это что – здесь, на берегу! А как, должно быть, ужасно и прекрасно там, на большом камне, в который бьют высокие ледяные волны! И какое же оно восхитительное, это зимнее море! На которое раньше и смотреть-то не хотелось – ничего, кроме плохой погоды, Оля оттуда никогда не ждала.

Душа девочки наполнялась отчаянным восторгом. Мир показался ей удивительным. Раньше он был обычным – удобным, приятным, ну, и иногда неприятным (это когда возникали какие-то проблемы или появлялись на её пути злые люди). Но всегда понятным и предсказуемым. Вот дети, вот взрослые, вот можно, вот нельзя, вот дорого, а вот это по карману, это может случиться в жизни, а вот это никак и никогда, так что нечего даже и думать об этом, реально глядя на вещи. Но сейчас… Оля смотрела на море, которое пугало и радовало одновременно. Что-то неведомое, чему трудно было подобрать определение, манило её. И очень хотелось жить. Очень. Но жить иначе – а не так, как раньше. Как именно – неизвестно. Пока неизвестно. Но как-то по-другому. По-другому, точно!

– Ты чего выскочила? – удивился Сашка, подбегая к Оле и оттаскивая её в засаду. – Видишь – она возвращается! Всё, точно – сейчас увидит… Чёрт знает, что у неё на уме! Пойдём!

Сашка помчался к Татьяне и Димке. А Оля остановилась. Только сейчас она сообразила, что прошло довольно много времени. И посмотрела на Гликерию. Та пробиралась обратно. Именно пробиралась – начинался шторм, так что гряда едва угадывалась под высокими волнами. Гликерия с трудом балансировала, несколько раз оступалась и падала, еле-еле хватаясь за камни. И всё-таки выбралась. Оля как зачарованная следила за ней. Танька и ребята продолжали прятаться, а Оля всё стояла и смотрела, так что Гликерия, конечно, её заметила.

– Ой, привет… – По лицу её было видно, что девчонка безмерно удивлена. – Ты Оля Соколова? А ты что тут делаешь? Гуляешь?

– Ага, – кивнула Оля.

Гликерия улыбнулась.

– Здесь здорово, – с восторгом оглядывая берег, небо и море, протянула она. Сильный порыв ветра хлопнул Гликерию по щеке её же собственной мокрой косой, и девчонка вздрогнула всем телом. – Только холодно. А как ты сюда добираешься? Ты пришла пешком?

Гликерия сама спрашивала Олю и сама же отвечала на свои вопросы. Так что Оле не пришлось ничего придумывать. Поэтому она молча кивнула. А Гликерия, крепко сжав руками плечи, продолжала:

– А я на скутере приехала. Ты сейчас до города? Хочешь, я тебя подвезу? Пошли скорее.

Она шагала к своему мотороллеру и говорила очень быстро – видимо, от неожиданности и растерянности. И это всё было очень на руку Оле, которая шла вслед за Гликерией. И не представляла, как ей правильно поступить. Ведь друзья по-прежнему прятались, и после того, как Гликерия посчитала, что Оля тут просто гуляет, звать Сашку, Димку и Огузову – и тем самым выдавать их шпионскую сущность, было никак нельзя.

Но времени на раздумья не оставалось. Гликерия подняла скутер с песка – и Оля приняла решение: да, она едет с ней. Сашка и остальные всё это прекрасно видят, а потому могут преследовать их и дальше. Раз Гликерия не догадывается об этом, то всё в порядке. К тому же прокатиться на том самом зловещем скутере с той самой сокрушительницей Кости Комкова – это просто супер!

И она поехала. Плащ Гликерии, за спину которой держалась Оля, был мокрым. От этого стало зябко и неуютно. Хотелось отстраниться от этой водяной спины, чтобы не промокнуть самой, но Оля знала, что так можно упасть, а потому не рисковала и терпела.

Всего лишь раз мелькнула у Оли мысль о том, что подозрительная девчонка, с которой она так легкомысленно решила прокатиться, может завезти её в какое-нибудь жуткое место, а там… Или – это в лучшем случае – просто бросить, или заставить участвовать в своих колдовских делах. Всё продолжало быть таинственным, но не страшным. Или Оле просто не хотелось верить в колдовскую версию, готическая нравилась ей больше. Да и вообще – по дороге Олю занимали совсем другие мысли.