Илья Нусинов - Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен!

Валя прыснула. Дынин строго посмотрел на нее.

— Если петь, танцевать не могут, — сказал он, — пусть хоть стих выучат, вольные движения под аккордеон.

— По полкотлеты! По полкотлеты! — вправо и влево передавали вдоль стола.

Все старались быть жутко справедливыми и размечали ровно по половине, а Шарафутдинов даже положил обе половинки на ладони и сравнивал их взвешиванием.

— А фокусы показывать — это талант? — спросил он, не прекращая под столом взвешивание.

— Фокусы, художественные пирамиды, пантомимы — все годится.

— Запишите меня, — сказал Шарафутдинов. — Я летающую даму покажу.

— Это какую еще даму? — нахмурился Дынин.

— Бубновую!.. — закричали ребята, а Шарафутдинов вытащил из-под ремня и показал Дынину книгу: «36 фокусов».

— А-а, — сказал Дынин. — Только чтоб без карт. Завтра, — продолжал он, — лучшие из вас, самые достойные… А кого, ребята, мы называем самыми достойными?

— У кого хорошая дисциплина!..

— Кто все до конца съедает!..

— Кто кроликам травку рвет!..

— Молодцы, — похвалил Дынин. — Так вот, самые достойные пройдут круг почета в карнавальных костюмах.

— По полкотлеты!.. По полкотлеты!.. — шелестело вдоль стола.

И как в игре в испорченный телефон, приказание, конечно, исказили. В правый угол дошло: «На полкотлеты!», и там поспешно опускали тарелки на пол, а в левом углу приказание приняло уж совсем идиотский вид: «По полке летом!» Тут растерянно переглядывались и переспрашивали друг друга:

— По какой полке?

— Что летом?

Кое-как разобрались. А разобравшись, испугались. Шутка ли, на глазах вожатых, воспитателей и того отряда, что сидит напротив, разделить котлету пополам, незаметно смахнуть полкотлеты с тарелки и, зажав двумя пальцами (чтоб не очень валять по ладошкам), вручить Вене, худенькому, черноволосому мальчику с мечтательными глазами, который ползал под столом с миской.

— Митрофанова! — позвал Дынин.

Отряд замер… все вскинули на Дынина испуганные глаза.

— Сведения подтвердились?

— Уху, — сказала Митрофанова с набитым ртом.

— Вот видите, — озабоченно сказал Дынин. — И товарищ Митрофанов приедет. — И со значением поглядел на вожатых.

— И мой папа приедет, — сказал мальчик из младшего отряда.

— Кушай, кушай, — сказал Дынин. — Закон знаешь: «Когда я ем, я глух и нем». Вот и помалкивай. — И вышел из столовой.

Все облегченно вздохнули.

Веня подполз к Стасику Никитину и толкнул его в коленку. Стасик нагнулся и посмотрел под стол: котлеты возвышались над миской дымящейся горкой. Стасик загоготал:

— Что он, Бармалей, что ли? Двадцать семь половинок! Столько нормальный человек не может съесть!

— Ты жадный, ты жадный, — зашипели девчонки.

— Я не жадный, — сказал Стасик и через окно бросил котлету Космосу, — я рациональный.

Давясь, выпили компот и встали из-за стола.

— Для всех мертвый час, кроме нас! — сказал Венька.

И все затопали на мертвый час. А Димка и Веня, крадучись, пошли к трибуне. Но по дороге их нагнал Шарафутдинов.

— Знаете что, давайте положим котлеты в шкатулочку с сюрпризом. — Он показал картонный куб. — Мало ли что!

Камера отвернула в сторону, и мы увидели за кустиком тоненькие ножки в сандаликах. Ножки постояли немного и неслышно побежали по траве. Потом они неслышно пробежали по дорожке, усыпанной кирпичом, тихонько прошелестели по асфальтовой дорожке и даже на бетонные ступени поднялись совсем неслышно.

И когда Димка, Веня и Шарафутдинов уже подходили к трибунам, дорогу им преградил товарищ Дынин.

— А ну, что у вас там? — спросил он и протянул руку к шкатулочке с сюрпризом.

— Д-да-да-да… да-да-да-да… — начал заикаться Димка. Один Шарафутдинов сохранял спокойствие.

— Пожалуйста, — сказал он, — посмотрите. — И открыл шкатулочку.

В шкатулочке что-то зафырчало, затрепыхалось, и оттуда, потеряв на лету перо, взмыл в небо голубь.

Товарищ Дынин растерянно посмотрел в пустую коробку, потом на голубя и задумчиво произнес:

— Пионеры, а мучаете птицу.

Надпись на экране:

Так Костя Иночкин получил в общей сложности тринадцать мясных котлет.

Наступил мертвый час. В лагере воцарилась какая-то странная тишина. Пожалуй, только теперь стало ясно, что с раннего утра и до сих пор беспрерывно грохотало радио.

Аллеи опустели. Лишь на площадке перед изолятором толпились вожатые. Они вытаскивали из тюка и расстилали на траве маскарадные костюмы. Это было похоже на огромную аппликацию: на зеленом фоне распластаны яркие фигурки без голов, ладоней и ступней. Старуха санитарка с ранцевым дезинфикатором ходила меж костюмов и под наблюдением докторши опрыскивала их из трубки каким-то зельем. Намокшие костюмы темнели.

— А не полиняют? — спросила вожатая второго отряда.

— Вам что, красота нужна или здоровые дети? — убила ее иронией докторша.

— Если уж по вашим правилам, — сказал Гусь, — эти костюмы давно сжечь пора. Их уж лет шесть по разным лагерям таскают.

Откуда-то донеслись мелодичные звуки «Сентиментального вальса».

— Это что за новости? — воскликнула докторша.

— Я инструментальный квартет освободил от сна, — сказал Дынин. — Пусть тренируются.

Струнный квартет — четверо мальчиков в очках: две скрипки, альт и виолончель — реетировал в тени, отбрасываемой трибуной.

— Выходи, — оглянувшись по сторонам, шепнул альт.

Скрипнула дверца, и под виолончелью показались костины тапочки.

— Пошли! — сказал Костя. — Быстрее!

И квартет, окружив виолончелиста и продолжая играть, двинулся в ногу по дорожке. Дойдя до дощатой постройки с надписью: «Для мальчиков», квартет остановился. Костя юркнул за загородку. Звуки «Сентиментального вальса» неслись над лагерем.

— Нашли где играть, — неодобрительно покачала головой проходившая мимо повариха. Она несла два ведра свежих огурцов.

Костины тапочки вновь появились под виолончелью, и компания, задорно блестя стеклами очков, двинулась назад к трибуне.

— Вот мастера, — сказал Дынин. — На ходу играют. Виртуозы. А это у тебя что за книжка?

— Чехов, — ответила Валя.

— Зачем?

— Смешно.

— Ты б лучше журнал «Вожатый» почитала. Опыта-то нет.

— А вот и «Царица полей»! — Длинноногая вожатая вытащила из узла мешок, оклеенный пинг-понговыми шариками молочно-восковой спелости.

— Здорово, старушка, — сказал Гусь. — Ей всегда первую премию дают. На химзаводе торт получила, в почтовом ящике торт получила, и у нас получит.