Леонид Сотник - Экзамен

Октября, возвратился, снабжённый деньгами и полномочиями. Англичане присвоили ему титул вождя Туркестанской военной организации. Бывший генерал ломался не долго и титул принял. За годы службы в Средней Азии Джунковский не успел отличиться на поле брани, но во время восстания 1916 года прославился как жестокий и беспощадный каратель. Может быть, именно это и определило выбор англичан.

Штаб организации возглавил полковник Зайцев. Это был, в общем-то, ничем не примечательный казачий полковник, и что отличало его от тысяч других полковников русской армии, так это, пожалуй, непомерная страсть к авантюрам. Ещё в феврале он пытался поднять своих казаков на захват Ташкента, но казаки были разоружены рабочими, а полковник арестован. После побега из крепости, организованного главарями ТВО, Зайцева пригрели белогвардейцы, но впереди его ожидали ещё многие аресты и побеги, пока буйный дух полковника совокупно с телом не успокоился на далёких Соловецких островах. Там он писал мемуары, которые хоть и не принесли ему литературной славы, но зато помогли историкам пролить свет на события первых лет Советской власти в Туркестане.

Здесь же, в мехмонхоне Урузбая Сохибова, можно было встретить и генерала Кондратовича, мужчину лет шестидесяти пяти, с рыжими обвисшими усами. Генерал прибыл на высокий совет в извозчичьем брезентовом пыльнике поверх мундира и тем самым пренебрёг в какой-то мере законами конспирации, но даже Джунковский не рискнул сделать ему замечание: Кондратович считался в ТВО главным теоретиком и негласным министром по делам сношений с иностранными державами. Джунковский сильно опасался, что Кондратович за его спиной ведёт с англичанами двойную игру и в случае успеха может потеснить его с поста главы будущего правительства.

Хлопотали у чайников с зелёным чаем святые отцы из «Улемы» и «Шурой ислам». Они тихо о чём-то разговаривали, так тихо, что слышно было только шипение, и казалось, десяток кобр заполз в одну из ниш просторной мехмонхоны Сохибова.

А в самом тёмном углу, подальше от коптящего светильника, подвернув под себя ноги по-восточному, сидел молодой человек лет двадцати трёх — двадцати пяти в перетянутом портупеей френче, в добротных кавалерийских сапогах. Рядом с ним на подушке лежала фуражка с красной звёздочкой и маузер в деревянной лакированной кобуре. Глаза его были полузакрыты, бледное, слегка отёкшее лицо выдавало усталость, казалось, он дремлет и безучастен к происходящему, и только пальцы правой руки, лежащей на колене, слегка шевелились, точно у пианиста, мысленно повторяющего знакомую мелодию.

Все кого-то ждали. Камол и мулла Акобир, приехавшие на ишаках ещё засветло, знали точно: ждут Бейли — и очень волновались, как бы главу английской миссии не постигло в пути несчастье. Но часов в десять скрипнула дверь, и хозяин, пятясь и прижимая руки к груди, ввёл в комнату посланца дружественной Британской империи. Бейли был облачён в просторный, не первой свежести халат, лысину его прикрывала мятая и грязная тюбетейка, и весь он был каким-то тусклым, линялым и неприметным, словно последний водонос с Алайского базара.

И сразу же в комнате всё ожило, задвигалось, все наперебой бросились к высокому гостю, чтобы пожать ему руку, улыбнуться, поклониться, заглянуть преданно в лицо.

Подошёл и Камол. Бейли окинул его с ног до головы быстрым, цепким взглядом, но руки не подал.

— Выйдем отсюда вместе, — бросил он по-английски, не разжимая губ.

Камол почтительно склонил голову.

А за дастарханом уже властвовал Джунковский.

— Присаживайтесь, господа, — приглашал он гостей. — Располагайтесь поудобней. Господин Бейли, прошу на «высокое место». И не вздумайте отказываться — нужно уважать законы восточного гостеприимства. Вот так, отлично… Не угодно ли подушечку? Господина Кондратовича попрошу ближе к свету. Карта с вами, генерал?

— Так точно, — буркнул Кондратович.

— Ну что ж, тогда, если нет возражений, приступим…

Джунковскому, привыкшему к мягким диванам, было

неудобно сидеть, скрестив ноги. Болело в паху, стягивало икры, хотелось встать во весь рост, но можно ли маячить одному посреди комнаты, если все остальные сидят? Чертыхаясь про себя и кляня эти варварские азиатские порядки, он открыл совещание.

— Если присутствующие не возражают, я доложу высокому собранию о сложившейся в Туркестане ситуации, а также о нашей готовности изменить существующий порядок вещей. Технические детали общего плана уточнит генерал Кондратович.

Джунковский закончил вступление и выжидательно посмотрел на Бейли. Тот, не глядя в его сторону, медленно раскрыл тускло блеснувший желтизной золотой портсигар, вынул из него папиросу, неспешно прикурил от поднесённой кем-то спички и лишь после третьей затяжки снисходительно кивнул:

— Плиз.

— Итак, вначале несколько слов о политической ситуации. Должен заметить, господа, что она складывается для нас в высшей степени благоприятно. Доблестные войска атамана Дутова прочно закрепились на севере и перерезали все артерии, соединяющие Туркестан с красной Россией. После того как ТВО возьмёт власть в свои руки, мы поможем Дутову ликвидировать Оренбургский фронт красных. В Закаспийской области наши доблестные союзники, — Джунковский сделал широкий жест в сторону Бейли, — продолжают одерживать блестящие победы. Эсеровское правительство господина Фунтикова, утвердившееся в Асхабаде, — всячески содействует этим успехам.

— Тогда почему красные, — неожиданно вмешался Бейли, — продолжают удерживать станцию Душак, Мервский и Тедженский оазисы?

Джунковский промычал что-то невразумительное и с надеждой взглянул в тёмный угол, где притаился молодой человек с бледным отёчным лицом.

— Может быть, по этому поводу господин…

Молодой человек приоткрыл глаза, провёл мизинцем по тонким чёрным усикам и, не глядя на Джунковского, сказал глуховатым баском:

— Все эти географические пункты будут сданы в ближайшее время.

— Вы нам это обещаете и сможете обосновать причину? — спросил Бейли скрипуче и, как показалось Камолу, посмотрел на говорившего с нескрываемым недоверием.

— Смогу. Усталость войск, недостаток продовольствия и боеприпасов, деморализация — этого достаточно?

— Вполне. Продолжайте, господин Джунковский.

— Считаю, — вёл дальше генерал, — что час наш пробил. Туркестан оказался в кольце враждебных большевикам сил: Дутов, взбунтовавшееся казачество Семиречья, Иргаш и Мадаминбек на юге и, наконец, доблестные союзники в Закаспии.

— Но позвольте, высокочтимый, — залепетал мулла Акобир. — Вы упомянули здесь курбаши Иргаша — надежду ислама. Мы знаем этого великого воина, он храбр, как барс, и предан делу, но у его джигитов нет оружия. Поэтому мусульманская фракция ТВО надеется, что господин Вейли…