Фрэнсис Бернетт - История маленького лорда

— Вот она, — повторил он, улыбаясь, когда футлярчик открылся.

Старик нахмурился, он не хотел смотреть и все-таки невольно взглянул на портрет: это было прелестное, почти детское лицо, до того похожее на сына, что граф вздрогнул.

— Ты очень ее любишь? — спросил он.

— Очень, — кротко отвечал ребенок. — Я ее очень люблю. Мистер Гоббс мой большой друг, и Дик, и Бриджит, и Мэри, и Майкл — они все мои друзья, но дорогая — мой самый лучший друг, мы друг другу все говорим. Отец оставил ее мне, чтобы я ее берег, и когда я вырасту, буду ради нее работать…

— А что ты собираешься делать? — спросил дед.

Маленький лорд сел на ковер и задумался, не выпуская портрета из рук.

— Я думал завести торговлю, как мистер Гоббс, но я предпочел бы быть президентом.

— Мы лучше пошлем тебя в Палату Лордов, — ответил дед.

— Пожалуй, если это хорошее ремесло и если меня не выберут в президенты. Держать лавку скучновато.

Граф молчал и не сводил глаз с внука. Множество новых мыслей одолевало его. Дугл спал, положив голову на лапы.

Через полчаса вошел мистер Хэвишем. В комнате было тихо. Граф выпрямился, когда поверенный подошел к его креслу, и сделал знак рукой: маленький лорд спал на полу около огромной собаки, положив руку под свою кудрявую головку.

Маленький лорд не почувствовал, как его отнесли в спальню и уложили в постель. Проснувшись на другой день утром, он услыхал треск дров в камине и чей-то шепот.

— Осторожнее, Доусон, ничего ему не говорите, почему она не с ним. Он не должен этого знать, — говорил кто-то.

— Если на то воля милорда, — отвечал другой голос, — то, конечно, никто ослушаться не посмеет. А все-таки, между нами говоря, очень уж жестоко разлучать такую молоденькую госпожу с ребенком, хоть он и родился знатным. Джеймс и Томас говорили вчера в людской, что они никогда ничего подобного не видали: сидит семилетний мальчуган за столом и разговаривает с графом вежливо и в то же время свободно, как со своим лучшим другом, — а все знают, что подчас этот друг угостит тебя такой бранью, что кровь в жилах стынет… Меня и Джеймса позвали, чтобы отнести ребенка наверх. Поверите ли, он, как ангел небесный, лежал на руках Джеймса: щечки разрумянились, головка немного свесилась, а кудрявенькие волосики рассыпались по плечам. Ангелок да и только! Кажется, сам милорд им любовался: «Осторожнее, говорит, Джеймс, не разбудите его!..»

Седрик открыл глаза, повернулся и увидал двух женщин. Просторная и высокая комната, вся залитая солнцем, светлые обои, мебель, обитая ситцем в мелкий цветочек, окна, увитые снаружи плющом, — все это понравилось Седрику. Женщины подошли к нему. Одна из них была миссис Меллон, экономка, а другая — женщина средних лет с добродушным лицом.

— Доброе утро, милорд! — сказала миссис Меллон. — Как спалось?

Маленький лорд потер глаза и улыбнулся.

— Доброе утро! — отвечал он. — Как я здесь оказался?

— Вас принесли сюда вчера, когда вы внизу заснули, — сказала экономка. — Это ваша спальня, а вот — няня Доусон к вашим услугам.

Седрик сел на кровати и подал руку миссис Доусон.

— Здравствуйте, миссис Доусон, — сказал он, — очень вам благодарен, что вы взялись заботиться обо мне.

— Зовите ее просто Доусон, милорд, она привыкла, чтобы ее так звали, — заметила с улыбкой экономка.

— Мисс Доусон или миссис Доусон? — спросил маленький лорд.

— Просто Доусон, — подхватила няня, сияя от удовольствия. — Ни мисс, ни миссис! Господь с вами! Не хотите ли встать? Я вас одену, а после вы будете завтракать в детской…

— Я привык сам одеваться, — отвечал Фаунтлерой. — Дорогая меня приучила одеваться без посторонней помощи. Дорогая — это моя мама. У нас была одна прислуга, Мэри, которая все в доме делала — и стирала, и все, — так нельзя было обременять ее работой. Я и мыться могу сам, вы мне только немного помогите: трудно застегивать все пуговицы…

Женщины переглянулись.

— Доусон все сделает, что вы прикажете, — сказала миссис Меллон.

— Ну конечно! — вставила Доусон. — Одевайтесь сами, если хотите, а я постою возле вас и помогу, когда нужно.

— Благодарю вас, — отвечал маленький лорд.

Доусон очень ему понравилась, и, пока он мылся и одевался, он успел уже подружиться с ней и узнал от нее много интересного. Ее муж был солдат, и его убили в настоящем сражении, а сын матрос и сейчас находился в плавании; он видел пиратов и дикарей, турок и китайцев, привозил матери раковины и кусочки кораллов, которые хранятся у нее в сундуке, — Доусон обещала показать их Седрику. Еще он узнал, что она всю жизнь служила няней у многих детей, а последнее время ходила за маленькой леди Воган.

— Она родственница ваша, милорд, — добавила Доусон, — и, может быть, когда-нибудь вы с ней познакомитесь…

— Неужели? Я буду очень рад, — сказал Седрик. — Я никогда в жизни не играл с девочками, но я люблю на них смотреть.

Его повели завтракать в соседнюю комнату, такую же большую, как спальня, и Доусон сказала ему, что есть еще третья комната для него.

— Я слишком мал, чтобы жить в таком большом замке и иметь столько больших комнат, как вы думаете, Доусон?

— Вам это странно поначалу, но скоро привыкнете и вам тут понравится.

— Конечно, здесь очень красиво, — вздохнул маленький лорд, — но было бы гораздо лучше, если бы дорогая была со мной. Мы всегда утром вместе завтракали, и я клал сахар и наливал сливки ей в чай и передавал бутерброд.

— Но ведь вы можете ее видеть каждый день, — утешала Доусон. — Вы сначала погуляйте здесь, посмотрите лошадей и собак, а потом обо всем ей расскажите. Одна лошадка, я знаю, вам очень понравится…

— А тут есть лошади? — спросил мальчик. — Я их очень люблю. Я так любил Джима, он возил тележку мистера Гоббса.

— Погодите! Вы все это потом увидите, а теперь ступайте-ка поглядите на соседнюю комнату!

— А что там такое?

— А вот позавтракайте прежде и увидите, — отвечала таинственно Доусон.

Это подстрекнуло любопытство Седрика, он поспешил покончить с завтраком, соскочил со стула и сказал:

— Я сыт, можно мне пойти в другую комнату?

Доусон молча кивнула и отворила дверь. Заглянув в комнату, мальчик застыл от восторга на пороге и не мог вымолвить ни слова. Комната была такая же большая, как и другие, но мебель не такая тяжелая, занавески и ковры светлые, на стенах полки с книгами, а на столах всевозможные игрушки, Седрик такие видел только в витринах игрушечных магазинов в Нью-Йорке.

— Эта комната, кажется, для мальчика, — проговорил он наконец, задыхаясь от волнения. — Чьи же это игрушки?