Вадим Фролов - Поворот

Отец снова поднял голову от учебников.

— Г-мм… посмотри, Люда, — сказал он, — может, в самом деле кипит… чайник-то.

Мама пожала плечами и вышла.

— Ну, выкладывай, — сказал отец. Он отодвинул в сторону учебники и даже зачем-то смахнул какие-то крошки со стола.

— Ты знаешь, как милиционеров зовут? — спросил я.

— Как?

— «Мусорами».

— А кто зовет? — спросил он и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Зовут.

— Нет, кто, кто зовет? — переспросил он настойчиво.

— Ну, разные…

Он встал и вышел из-за стола.

— Нет, не «разные», а дрянь всякая. Вот они-то именно мусор и есть. А где ты слышал?

— Да так…

— Так? Паршиво все это, Сенька. Погано. Так в чем дело-то?

— Пап, а у тебя револьвер есть? — спросил я.

— Пистолет, — сказал он, — только мы его после дежурства сдаем. А что?

— Ничего. Гвозди бы делать из этих людей… — сказал я почему-то.

— А дальше?

— Крепче бы не было в мире гвоздей.

— Хорошо сочинил.

— Это не я. Поэт один. Тихонов.

— А-а. Ну, все равно хорошо. Есть такие люди. Так что все-таки стряслось?

— Ничего не стряслось, — сказал я. Я уже и сам был не рад — зачем этот разговор затеял.

— А зачем ты… чайник поставил?

— Помнишь, ты меня о Веньке Балашове спрашивал?

— Ну.

— Зачем спрашивал?

— Теперь уж неважно.

Обиделся, наверно, на меня, что я тогда ему не ответил. Ну, ладно, все-таки спрошу.

— Зачем он тебе тогда понадобился?

— А что с ним? — переспросил он, глядя на меня очень внимательно.

— Д-да я… не знаю, — промямлил я.

— Ну, раз не знаешь — не о чем и говорить, — сказал он.

«Темнит батя что-то, — подумал я. — А впрочем, я-то тоже… А может, они уже знают о том черном? Это было бы здорово!»

— Чуть не забыл, — сказал я, — тебя капитан Воробьев просил в 20.00 в отдел зайти.

— Так, — сказал отец и снова сел за стол, — так.

Даже и не спросил, где я капитана видел.

— У тебя все, что ли? — спросил он.

— Все! — сказал я.

— Ну, тогда я позанимаюсь еще немного.

Он придвинул к себе учебники и уставился в них, но я видел, что он не читает, а сидит так — думает.

Я вышел на кухню. Мама задумчиво смотрела на чайник. Он еще и не думал кипеть.

— Сказал бы, что с отцом поговорить надо, — немного обиженно сказала она, — а то «чайник»!..

— Не сердись, мама, — сказал я и поцеловал ее в щеку.

Она засмеялась, но как-то вроде грустно.

— Чудны́е вы, мужики. Секреты какие-то. Что я вам, чужая? И так почти все время одна.

— Ну, что ты, мам, — сказал я, и у меня почему-то защипало в носу. — Давай с тобой в кино пойдем. А? Вот сейчас и пойдем.

Она очень удивилась, но и обрадовалась, кажется. А я, подлец, тут же подумал: чего это я вдруг про кино ляпнул? Вдруг согласится, а у меня еще всяких дел невпроворот. Но она, конечно, отказалась.

— Ну, что ты, Сеня?! Спасибо, но куда же я? Неудобно. Поля скоро придет.

— Да что с ней сделается, с твоей Полей, — сказал я сердито.

— Зачем ты так? — сказала мама с упреком. — Вот и папа тоже… Чем она вам не угодила?

Не хотелось мне ее еще больше расстраивать, а то бы я сказал, что слышал, о чем ей тетка ночью говорила.

— Да нет, мам, она… добрая.

— Верно, верно, — обрадовалась мама, — она очень добрая.

Тут закипел чайник.

— Кипит, — сказала мама, встрепенувшись, — а зачем он мне?

— Тетка с ребятами придет, — сказал я, — а чайник готов. Она чаек любит.

Мама засмеялась.

— Ишь хитрющий, — сказала она. — Ну, иди уж. Вижу — торопишься.

Я опять чмокнул ее в щеку и пошел к дяде Саше, не очень, впрочем, надеясь, что он дома. Но он был дома и, засучив рукава, наводил в своей комнате порядок.

— А, Семен, вот кстати, — сказал он. — Давай-ка помогай, а то я один не управлюсь. — Он посмотрел на часы и присвистнул. — Определенно не управлюсь.

— Улетаете? — спросил я.

Он всегда делал генеральную уборку, перед тем как улететь куда-нибудь надолго.

— Нет, дружище, на этот раз не улетаю, — сказал он и заулыбался во весь рот. — Как ты думаешь, сумеем мы этот шкаф передвинуть вот так, чтобы встало сюда… Чтобы встало трюмо?!

— Трюмо? — удивился я.

— Ага. Женщины, понимаешь ли, не могут без трюмо.

— Женщины?

— Ага. Женщина. Чудесная женщина. Прекрасная женщина.

Я ничего не понимал.

И в это время открылась дверь и вошла она, та самая — ее фотографию мне дядя Саша показывал. Она была в халатике и с полотенцем через плечо — только что из ванной. Вот так! А я даже и не заметил, когда она тут появилась.

— Кого это ты нахваливаешь? — спросила она сердито. — Кто это чудесная и прекрасная?

— Действительно, кто это? — спросил летчик. — Ты, Семен, случайно не знаешь?

Они засмеялись. И тут она посмотрела на меня и спросила:

— Это, наверно, Сеня?

— Он самый, — сказал летчик, — боевой парень. — Он подмигнул, и я не понял: то ли он всерьез говорит, то ли смеется.

Пока я думал, обижаться или нет, женщина подошла ко мне совсем близко и я увидел, что она действительно очень красивая, даже лучше, чем на фотографии. Вот так. Значит, теперь уж к дяде Саше так запросто не заскочишь. Теперь он не один. Ну, что ж, на то и взрослые, чтобы жениться. И сам не знаю почему, я вдруг вздохнул. А женщина эта, улыбаясь, протянула мне руку.

— Ну, давай познакомимся. Я очень много о тебе слышала.

— Я тоже, — вежливо сказал я.

— Вот как? — удивилась она и засмеялась, а дядя Саша погрозил мне кулаком.

— Меня зовут Галя, — сказала она.

Я пожал ей руку и спросил:

— А отчество ваше как?

— Просто Галя, — она опять засмеялась, — ну, тетя Галя.

«Какая она тетя», — подумал я. Но называть ее Галей мне почему-то не хотелось, и я повторил:

— Нет уж, лучше отчество.

— Ух! — сказал дядя Саша. — Ты сегодня с церемониями, как английский лорд. Алексеевна она, Галина Алексеевна.

— Очень приятно, — сказал я. — Дядя Саша, вот ваши три рубля.

— Не пригодились? — Он внимательно посмотрел на меня.

— Нет. Ну, я пошел. Не буду вам мешать.

— Ты какой-то… занудный сегодня, Семен, — сказал дядя Саша. — Стряслось чего-нибудь?

— Нет, — сказал я, — ничего не стряслось. Просто я хотел с вами посоветоваться, но… — и я развел руками.

Дядя Саша сердито швырнул на пол тряпку, которой вытирал шкаф, подошел ко мне.

— Давай! — сказал он и сел напротив меня в кресло.

— Нет, — сказал я. — Лучше в другой раз. Вы заняты.

— Слушай, — сказал дядя Саша. — Помнишь, когда ты составлял свой, — он усмехнулся, — хронометраж. Я тебе сказал тогда, что не считаю время, потраченное на друзей, потерянным. Выкладывай!

Я замялся. Как бы так рассказать, чтобы он не понял, что все это со мной случилось? Ну, в общем, кое-как, крутя и вертя, спотыкаясь и запинаясь, чего-то придумывая, а чего-то не договаривая, я ему рассказал историю, которая будто бы в прошлом году случилась с одним моим приятелем. Только про подвал не сказал.