Эдит Несбит - Искатели сокровищ

— Великий и высочайший жрец надкусит эту монету, чтобы убедиться в ее подлинности, — сказал он, и так он и сделал. — Поздравляю вас, — продолжал он, — вы и вправду отмечены благосклонностью Бессмертных. Сперва вы находите в саду две монеты по полкроны, а теперь еще и это. Высочайший жрец советует вам рассказать обо всем отцу и попросить разрешения оставить монету у себя. Так, мой герой уже раскаивается, но скоро он потеряет терпение. Я должен извлечь его из этого затруднительного положения. Я разрешаю вам удалиться.

Само собой, из книг Киплинга мы прекрасно знаем, что это означает — „Проваливайте, да поживее“. Мне очень нравится дядя Альберта. Я хочу быть похожим на него, когда вырасту. Он подарил нам Книгу Джунглей, и он страшно умный, хотя ему и приходится писать всякие скучные книги для взрослых.

Вечером мы рассказали обо всем папе, и папа был к нам очень добр: он разрешил нам оставить у себя все деньги и пожелал нам хорошо повеселиться, когда мы будем тратить наше сокровище.

Потом он сказал:

— Завтра вечером придет на обед дядя вашей дорогой матушки — из Индии. Так что будьте добры, не переставляйте мебель у себя наверху, если только это не будет совершенно необходимо, и попросите Г. О. надет тапочки, потому что грохот его башмаков я сумею различить среди всех прочих звуков.

Мы сказали, что будем сидеть тихо и папа добавил:

— Этот индийский дядюшка мало что понимает в детях, к тому же у нас деловой разговор. Мне очень важно, чтобы его ничего не обеспокоило. Как ты думаешь, Дора, если отправить Г. О. и Ноэля спать в шесть…

Но Г. О. возразил:

— Отец, честью клянусь, я совсем не буду шуметь. Я готов простоять на голове весь вечер, если индийскому дядюшке мешают мои башмаки.

Алиса сказала, что уж Ноэль, во всяком случае, никогда не шумит.

Папа рассмеялся и сказал: „Ну ладно“ и еще он сказал, что мы можем распорядиться этими десятью шиллингами как сочтем лучше.

— Только, Бога ради не затевайте очередного дела, — попросил он, — крайне опасно вступать в дело с недостаточным капиталом.

Вечером мы обсудили это и решили, что раз мы не собираемся вкладывать эти полсоверена в какой-нибудь бизнес, нет никаких причин их беречь, и мы можем тут же устроить поистине королевский пир. На следующий день мы пошли и накупили всего: фиги, фисташки, изюм и настоящее кроличье мясо, которое Элайза пообещала зажарить для нас, только не в тот же день, а назавтра, поскольку сперва ей надо было приготовить обед для индийского дяди. Она старалась приготовить для него разные вкусности. Мы купили кролика, потому что нам страшно надоела говядина и баранина, а папа уже давно ничего не берет из птицы или дичи. Еще мы купили цветов для папиного обеда. Мы купили печенье, крыжовниковое варенье и мятные лепешки и апельсины и кокосовый орех и еще много замечательных вещей. Мы сложили это в самый верхний ящик — обычно там лежат игрушки Г. О., но мы велели ему все вытащить и сложить в старый папин портфель. Он уже достаточно взрослый, и ему пора научиться самоотверженности, к тому же его ящик просто необходимо было привести в порядок. Потом мы все поклялись честью старинного дома Бэстейблов, что ни один из нас не притронется к этим запасам, пока Дора назавтра не начнет великое пиршество, но мы дали Г. О. несколько печеньиц, чтобы ему легче было сдержать эту клятву. Следующий день оказался самым необычным днем в нашей жизни, но этого мы не могли знать заранее. Это уже другая история — по-моему, это очень подходящие слова, если ты не можешь придумать, чем бы закончить главу. Я вычитал эту фразу у Киплинга. Я уже не раз говорил об этом писателе — и он этого заслуживает!

Легко было папе говорить — не устраивайте шума, ваш дядя из Индии придет ради делового разговора: сами понимаете, шум бывает не только от того, что Г. О. велики его башмаки. Башмаки у него мы отняли и велели ему носить Дорины тапочки для душа — мягкие, войлочные, почти что без подметок, но ведь нам всем хотелось взглянуть на индийского дядю, так что мы перегнулись через перила, когда он пришел, но при этом мы вели себя тихо как мышки, а вот Элайза, едва впустив его в дом, отправилась прямиком на кухню и там подняла такой грохот, словно пришел Судный день или словно она принялась играть в футбол всеми тарелками и кастрюлями сразу — она потом говорила, что она всего-навсего опрокинула второпях чайный поднос да одну-две чашки и блюдце. Мы слышали, как дядя пробормотал „Господи Боже“ и скрылся вместе с отцом в кабинете. Они закрыли за собой дверь, и мы даже не успели его толком рассмотреть.

Не уверен, что обед ему понравился. Что-то у Элайзы подгорело — это я знаю точно, потому что все мы почуяли запах. Я имею в виду, подгорело еще что-то, кроме баранины — про баранину мы и так знали. Элайза впустила в кухню только Дору, а нам пришлось дожидаться, пока ужин кончится — тогда Элайза отдала нам остатки десерта, и мы устроились на лестнице, сразу за углом. В этом месте нас нельзя было разглядеть снизу, из холла, если не зажечь свет на первом этаже. И вдруг дверь кабинета открывается, и дядюшка выходит оттуда — направляется прямиком к вешалке для пальто и принимается шарить в карманах своего плаща. Как оказалось, ему понадобилась его коробка с сигарами. Теперь и мы смогли как следует разглядеть его. Он был вовсе не индеец, а самый обычный англичанин, только сильно загоревший. Он-то нас не видел, и мы слышали, как он бормочет себе под нос:

— Какой ужасный обед! Просто кошмар!.

Он вернулся в кабинет, а дверь затворил неплотно — эта дверь довольно плохо закрывается с тех самых пор, как мы вывернули из нее замок, чтобы достать точилку для карандашей, которую Г. О. ухитрился запихать в замочную скважину. Мы не подслушивали — честное слово, не подслушивали — но просто у этого индийского дядюшки был такой громкий голос, а папа не из тех, кто позволит какому-то индейцу переговорить себя, так что он тоже говорил громко, как и подобает мужчине, и я слышал, как он говорит — это очень выгодное дело, но для начала нужны деньги — а сказал он это словно по обязанности, и я понял, что ему вовсе не хотелось это говорить. Дядя сказал „Пустяки, пустяки“ и еще сказал — похоже, чего всегда не хватало, так это не денег, а разумного руководства. Тут мой папа ответил:

— Простите, это не такой уж приятный разговор, я сожалею, что я его начал, давайте переменим тему. Позвольте мне налить вам вина. Тут бедный индиец говорит что-то о разных сортах вина и о том, что бедный больной человек, как он, должен беречь остатки здоровья.

Тогда папа говорит:

— Значит, виски? — и они пустились в рассуждения об отношениях рас и имперской политике — в общем, скучища.