Эдит Несбит - Общество «Будем послушными»

Сам я не люблю, когда в книжках занудно описывается какое-нибудь место, но, наверное, это потому, что писатели не объясняют вам как раз то, что вы хотите знать. Скучно или не скучно, но сейчас последует описание местности — иначе вы потом ни в чем не разберетесь.

Мы должны были поселиться в Моат-хаузе. В этом месте дом стоял еще с саксонских времен. Он называется усадьбой, а усадьба это такое место, где непременно стоит дом, чтобы там ни случилось. Моат-хауз как-то раз горел в какие-то древние века — не помню в какие, но его всегда отстраивали; потом его разрушили солдаты Кромвеля, но его снова восстановили. Дом этот устроен довольно странно: дверь с улицы открывается прямо в столовую, и там висят красные занавески, а пол из черных и белых мраморных плиток, словно шахматная доска, и там есть потайная лестница, но теперь она уже не потайная, да и расшаталась уже совсем. Усадьба небольшая, но вокруг нее есть ров с водой, и через ров построен кирпичный мост, который ведет прямо к входу в дом — и в столовую. По ту сторону рва — ферма, и хлев, и конюшня, и все что полагается. А с другой стороны сад спускается к кладбищу. Оно отделено от сада только узкой полоской травы. Перед домом тоже сад, а чуть в стороне — яблоневая роща и другие фруктовые деревья.

Тот человек, которому принадлежит этот дом, любит современную архитектуру — так он это называет, поэтому он построил огромный дом с оранжереями и конюшню с башенкой, а в башенке часы, а этот дом он бросил. Дядя Альберта взял его себе, а мой папа иногда приезжает к нему в гости с субботы до понедельника, и теперь дяде Альберту придется терпеть наше общество, а ведь ему надо писать книгу, поэтому мы не должны ему мешать, но он должен за нами присматривать. Надеюсь, теперь вам все понятно. Я старался объяснить покороче.

Мы приехали под вечер, но еще было достаточно светло, чтобы разглядеть огромный колокол на крыше дома. Веревка от этого колокола спускалась через крышу в нашу спальню, а оттуда в столовую. Г. О. заметил эту веревку, когда мы мыли руки перед ужином, и потянул ее, а мы с Дикки ему не помешали, и колокол раскатисто зазвонил. Папа крикнул, чтобы мы немедленно прекратили, и мы спустились в столовую. Тут мы услышали, что множество людей бежит по усыпанной гравием дорожке, и папа вышел посмотреть, что случилось. А когда вернулся, то сказал:

«Тут уже собралось полдеревни или около того. В этот колокол звонят только на пожар, или если напали грабители. Вы научитесь когда-нибудь не хвататься за все подряд?»

Дядя Альберта сказал:

«Ужин и постель связаны нерасторжимой связью, подобно цветку и плоду. Сегодня они уже не успеют навредить. Завтра я объясню им, от каких действий им следует воздерживаться в этом буколическом уединении».

После ужина нас сразу отправили в постель, и мы не успели провести рекогносцировку местности.

Но утром мы проснулись довольно рано, и нам показалось, что мы попали в новый мир, чудеса которого превосходят все наши мечтания, как сказано в учебнике.

Мы облазили все, что успели, но наступило время завтрака, а мы еще и половины не видели. Завтрак был в комнате прямо как из книжки: стены из старого дуба и фарфоровые чашки в буфете со стеклянными дверями. Дверцы буфета были надежно заперты. Там были зеленые занавески, а к завтраку давали мед. После завтрака папа снова отправился в город, и дядя Альберта тоже уехал, потому что ему надо было повидаться с издателем. Мы проводили их на станцию, и папа выдал нам целый список, чего нам делать и не делать: начинался он с «не дергайте за веревку, если не знаете, к чему это приведет», а кончался «и Бога ради, ничего не затевайте — дождитесь субботы, я приеду». Между первым и последним пунктом был еще список указаний длиной с крокодилий хвост.

Мы пообещали, что все исполним, проводили их и махали, пока поезд не скрылся из виду. Тогда мы направились домой. Дэйзи устала, и Освальд нес ее на спине, будто рождественский подарок. Когда мы добрались до дому, она сказала:

«Освальд, а ты хороший!»

Она неплохая малышка, и Освальд почувствовал, что его обязанность — быть с ней поласковей, ведь она — гостья. Потом мы пошли и все как следует осмотрели. Замечательное было место. Просто не знаешь, с чего начать.

Мы все уже малость устали к тому времени, когда забрели на сеновал, но мы собрались с силами и построили крепость из вязанок сена; и все здорово веселились, как вдруг люк внизу открылся и просунулась голова с соломинкой во рту. Мы тогда еще не знали деревенских обычаев, и эта голова нас малость напугала, хотя, конечно, мы тут же поняли, что ноги от этой головы стоят на приступке внизу. Голова сказала:

«Смотрите, если отец поймает вас, он вам задаст, чтоб сено не портили!» — из-за соломинки голос головы прозвучал довольно мрачно.

Просто удивительно вспоминать, каким невежей ты был еще недавно. Теперь нам самим нелегко поверить, что мы не знали о том, что сено портится, если с ним играть: оно сваляется, и лошади уже не захотят его есть. Вам тоже следует об этом помнить.

Затем голова дала нам еще пару советов и пошла по своим делам, а мы повернули рукоятку машины для резки сена и никому не оторвало пальцы, хотя голова и говорила, что если мы притронемся к этой машине, мы непременно останемся без пальцев.

Потом мы уселись на пол — он был грязный, но вся грязь была из ошметков сена, так что сидеть было очень приятно, и свесили ноги в люк и стали смотреть на двор, очень грязный, но такой интересный.

Тут Алиса и говорит:

«Теперь, когда все собрались вместе, а мальчики угомонились и могут минуточку посидеть тихо, я хочу собрать совет».

Мы спросили, в чем дело, и она сказала: «Сейчас объясню. Г. О. перестань гримасничать. Если тебя соломинки колют, садись на краешек моей юбки».

Он еще носит носочки, поэтому и не может устроиться так удобно, как мы.

«Обещайте, что не будете смеяться», — сказала Алиса и сильно покраснела, а Дора смотрела на нее и покраснела тоже.

Мы обещали и она продолжала: «Дора и я все обговорили, и Дэйзи тоже, и мы все записали, потому что по записанному легче, чем просто говорить. Кто будет читать, Дора? ты или я?»

Дора сказала, что это неважно, пусть Алиса сама прочтет, и Алиса начала читать. Она запиналась, но мы все равно все поняли, а потом я переписал у нее этот листок. Вот что там было:

«Я, Дора Бэстейбл и моя сестра Алиса Бэстейбл, будучи здравы умом и телом в то время как нас заперли на хлебе и воде, когда мы играли в джунгли, хорошенько подумали о наших грехах и безобразии и решили, что отныне и навсегда будем хорошими. И мы поговорили об этом с Дэйзи, и ей пришла в голову мысль. Итак, мы основали общество за то, чтобы быть хорошими. Это была идея Дэйзи, но мы тоже с этим согласны».