Юрий Ермолаев - Капля дёгтя и полмешка радости

— Дай-ка я их тоже в тень повешу, — предложил Гоша, а то солнце им макушки напечёт.

— Пусть напечёт, попугайчики любят тепло. Их родина — Африка.

— А где родина канареек? — спросил Павлика Гоша.

— Здесь, у нас, — не совсем уверенно ответил Павлик и торопливо спросил Лену: — Как зовут твоих попугайчиков?

— Франтик и Франтиха, — ответила Лена.

Попугаи поняли, что говорят про них, и принялись повторять на разные лады:

— Франтик!

— Фран-ти-ха!

Их выкрики послужили сигналом канарейкам. Тошка завертел хвостом, чивикнул, а потом ответил попугаям трелью с переливами. Его тут же поддержала Буравочка. Только у неё получилось одно тоненькое «Пи-пи», как у цыплёнка, и никаких трелей. Попугаи залопотали что-то непонятное.

— Наверное, по-африкански, — предположил Антон.

Гошин Кубарик, глядя на птиц, залаял. Тошка в ответ раздул грудь и запел ещё громче.

— Соловей! — восхищённо сказал Бориска.

— Я же говорила, что он у меня особенный, — с гордостью объявила Тонечка и принялась подсвистывать своему пернатому другу.

Поднятый птицами и Кубариком шум заставил притихших морских свинок снова забегать по кругу. К ним тотчас присоединились хомячки, бросив охранять свои запасы. Всем стало очень весело: и животным и людям. И вдруг из подъезда вышла Людка со своим Маисом. Маис успел уже зарекомендовать себя с самой плохой стороны. Он оказался ещё и ужасным ворюгой. Стоило кому-нибудь во время его пребывания во дворе оставить хотя бы на минуту сумку с продуктами без присмотра, как он обязательно что-нибудь утягивал. А выйдет во двор малыш с бутербродом, откусит и положит его на скамейку — бутерброда уже нет. Вместо него сидит на скамейке Маис и облизывается. Не раз залезал он в квартиры первого этажа, в открытые окна. Целые погромы там устраивал. Людке даже запретили спускать его с верёвочки, чтобы между задирой котом и собаками не было драк. И вот он снова вышагивал по двору.

Дошкольница Тонечка тотчас бросилась к клеткам с канарейками. Бориска с Гошей вооружились палками и встали у вольеры.

Но Маиса и его хозяйку на этот раз никто не интересовал. К общей радости, они направились на улицу. Только проходя мимо спокойно лежащего возле своего хозяина Арса, Маис, как бы между прочим, треснул его лапой по морде. Арс довольно равнодушно покосился на Маиса, потёр морду о землю и положил снова на лапы. Не получив отпора, Маис расхрабрился и опять подскочил к Арсу. Но на этот раз он даже не успел взмахнуть лапой, как всё его туловище оказалось у Арса в пасти. Из неё торчали только с одной стороны передние лапы Маиса, а с другой хвост. Арс мотнул мордой, и в ту же секунду Маис шлёпнулся шагах в десяти от скамейки на асфальтированную дорожку. Полежав немного, он приподнялся и, припадая на задние лапы, затрусил в свой подъезд. Задавала Людка, вся красная и испуганная, поспешила за ним.

— Вот и пришёл конец царствованию Маиса-бесстрашного? — нарушил молчание Вадик. — Здорово его Арс проучил!

Вадик всегда умел сказать вовремя что-нибудь меткое. Вот прибавил к Маису слово «бесстрашный», и все заулыбались. И во дворе снова стало весело.

Нет, у нас просто не хватало духу рассказать Степану Григорьевичу о нашем тайном шефстве. Поднялись мы с Павликом на второй этаж. Потоптались в нерешительности у двери его квартиры и спустились обратно во двор. Мы не боялись, что Степан Григорьевич не поймёт нас и примет сторону вожатой. Он человек справедливый и во всём разберётся. Мало ли какие могут быть неудачи сначала! Но ведь рассказать ему обо всём — значит пожаловаться, как нам не везёт, и попросить помощи. А я терпеть не могу жаловаться. Самому себе противным становишься. Куда лучше постараться такой авторитет у октябрят завоевать, чтобы они никого, кроме нас, себе в вожатые не захотели. А для этого необходимо как можно скорее придумать то интересное задание, которое мы пообещали октябрятам, изменив свои имена. А то и им ждать надоест, и вожатая может нас застать вместе с ними — тогда всему конец.

Для маскировки мы перенесли наши сборы со двора в городской парк, который начинался в конце нашей улицы.

Парк был большой, тенистый, прямо настоящий лес. И хотя уже наступил октябрь, погода стояла хорошая. Листья на деревьях были почти все зелёные и не собирались опадать. Мы сделали шалаш из еловых веток, а когда совещались, выставляли шагах в тридцати от шалаша патрульного. Патрульный замаскировывался в кустах и должен был предупреждать нас о приближении посторонних голосом какой-нибудь птицы. Вадик для этого научился ухать филином, Бориска очень похоже кричал сойкой. А у Гоши никакая птица не получалась, и он решил кукарекать петухом. Светка тоже могла только чирикать как воробей. Но её чириканье в шалаше не было слышно, и она сказала, что будет квакать лягушкой. Зато Оля бесподобно куковала. Мне так и хотелось её спросить: «Кукушка, кукушка, сколько я получу за контрольную по математике?»

Наше первое совещание в шалаше прошло спокойно. Дежурному патрулю Светке даже не пришлось квакать. Мы прочитали все намеченные мной и Павликом отрывки из книжки «Твои четвероногие друзья», которую взяли у Степана Григорьевича. Некоторые сведения из этой книги прямо-таки поразили октябрят. Оказывается, никто из них не знал, что на земном шаре есть несколько памятников, поставленных собакам за их верную службу людям. Ещё октябрята узнали, что хорошо дрессированные собаки передают усвоенные ими навыки по наследству. И их потомство легко и быстро поддаётся дрессировке. Из этого Гоша сразу заключил, что родители Кубарика были сыскные собаки. Именно поэтому Кубарик так хорошо всё разыскивает. Гоша был необыкновенно рад и тому, что все описанные в книге признаки здорового, правильно развивающегося щенка неожиданно подходили к Кубарику. Он был подвижным, крупным для своего двухмесячного возраста щенком и прекрасно слышал. Даже назвал его Гоша так, как рекомендовала книга: кличкой, в которой есть буква «Р». Для собак это, оказывается, очень важно. Ведь когда они злятся, то сами «рыкают».

Закончив сбор, мы пошли к Степану Григорьевичу отдавать книгу. На лестничной площадке, перед тем как позвонить. Павлик многозначительно переглянулся со мной и предупредил октябрят:

— Если у Степана Григорьевича кто-нибудь есть, отдаём книгу и сразу уходим.

Я понял, кого он имел в виду. Конечно, старшую вожатую.

Мы потоптались у двери, прислушались. Вроде бы никого. Тихо. Но едва Павлик дотронулся до звонка, как из квартиры напротив выкатилось какое-то странное существо, с головы до ног закутанное в громадный клетчатый плед. Из пледа торчали только глаза, нос и домашние туфли. Кубарик сразу залаял на него.