Владимир Длугач - Маэстро Воробышек

В передней хлопнула входная дверь, звякнула цепочка — и в комнату вернулась Тангенс.

— Ну вот, теперь мы одни, никто нам не помешает. — Она подошла ближе к Николаю и, как бы невзначай, добавила: — Я в этих делах очень глупая. В таких случаях, наверное, спрашивают удостоверение?.. Вы ведь из милиции, не так ли?

Как хотелось Николаю на этот вопрос небрежно ответить: «Да, из уголовного розыска». Но, помолчав немного, он вынужден был сказать.

— Нет, я еще учусь в школе. Немного спортсмен…

— Тогда я ничего не понимаю, — воскликнула Тангенс. — Как же к вам попала эта вещь? Какая-то загадочная история.

— Ничего загадочного, — поспешил успокоить девушку Николай. — Я вам уже говорил, что я немного спортсмен.

— Так что же все-таки случилось? — Сейчас Тангенс говорила гораздо спокойнее, в тоне ее голоса снова почувствовалась ироническая усмешка. — Рассказывайте, Николай.

Она села на диван, напротив него, и положила руки на столик, выражая тем самым большое внимание.

— Сейчас мы, наша школа, живет в спортивном лагере под Москвой. Мой лучший друг, Виктор, в первые же дни перегрелся на солнце. Вообще он не очень крепкий, зато музыкант хороший.

— Да у вас там сплошные таланты, — весело улыбнулась Тангенс.

— И вот мы везли Витьку из больницы. На грузовике. К нам подсела какая-то женщина с чемоданчиком. Потом она слезла и по ошибке взяла Витькин чемоданчик. Они были очень похожи…

— Это у нас часто бывает, даже женские шляпы выпускают по стандарту.

— Конечно, — согласился Николай, не имевший никакого представления ни о фасонах женских шляп, ни о стандартах на них. — Когда мы хватились, то бросились догонять женщину. Долго искали, наконец потеряли всякую надежду. Подумали, может адрес в чемоданчике есть. Раскрыли. А там… куча разных золотых и серебряных вещей. Пошли уже обратно, и неожиданно в лесу увидели и эту женщину и с ней еще двоих мужчин. Виктор подскочил к женщине, спрашивает ее, что это за вещи такие подозрительные, откуда. А она выхватила у него чемоданчик и — по голове. Виктор свалился без сознания. Тогда я…

— Ну, вы конечно их всех разнесли на части, — откинувшись на спинку дивана, сказала Тангенс с едва заметной усмешкой.

Начав врать, Николай теперь уже врал увлеченно:

— Я знаком с приемами самбо. Сбил одного с ног, второго. Но пока я дрался, женщина убежала вместе с чемоданчиком. Удрали и те двое. И остался у нас один только ваш портсигар… Я забыл ведь вам сказать, когда мы хотели закрыть чемоданчик, в него портсигар не влез. Ну, я и положил его в карман. А дальше не так уж интересно. На портсигаре мы обнаружили надпись, по ней я и нашел вас…

— А в милицию не заявляли? — с беспокойством спросила Тангенс.

— Пока нет.

— Очень хорошо, — облегченно вздохнула девушка и повторила: — Очень хорошо. — Потом подошла к двери в соседнюю комнату и открыла ее. — Идите сюда. Я вам сначала покажу… Это кабинет моего деда.

Николай заглянул в кабинет. Он был тесно уставлен мебелью красного дерева. Тяжелый письменный стол, огромный, обитый кожей диван, такие же кресла, массивный книжный шкаф. На стенах висели старые, пожелтевшие от времени афиши, на которых во множестве повторялась фамилия «Раздольский». На стенах, на столе, на этажерках и полках были фотографии красивого мужчины с бритым актерским лицом, каких-то старомодно одетых дам и мужчин. И всюду красовались разные шкатулки, вазы, сервизы, настольные часы…

— Это все, — пояснила Тангенс и без всякого почтения махнула рукой по направлению к шкафам, полкам и этажеркам, — подарки дедушке… Теперь слушайте. Один мой знакомый, студент, попросил меня не так давно… О, я проклинаю себя за то, что согласилась на его просьбу! Он куда-то шел, на какую-то вечеринку и попросил, чтобы я дала ему дедушкин портсигар. Знаете, бывает у мальчишек такое…

— Конечно, бывает, — согласился Николай.

— Он хотел похвалиться им. Я сглупила и дала портсигар. Конечно, чтобы он обязательно вернул на следующий день…

— И что же случилось?

— Подождите, не перебивайте. — Тангенс прислонилась к тумбочке. — Он отправился в гости. Портсигар на самом деле произвел впечатление. Ночью возвращался домой. Где-то на Ольховской вышел из троллейбуса, кругом ни души. Только слышны гудки паровозов, там ведь рядом железная дорога, вокзалы. И вдруг кто-то сзади его окликнул. Ну, как обычно — дайте прикурить. И дальше все то же, как обычно — ограбили его до нитки… И портсигар. А это дедушкина реликвия, и самая любимая…

— Подождите, теперь я ничего не понимаю. В чемоданчике была куча вещей. Мы с Витькой думали, что все это из одной квартиры…

— Наверно, все это было награблено в разных местах. И вдруг — приходите вы и приносите этот портсигар. Ведь я мучилась, не знала, как сказать родителям, дедушке… Я даже не представляю, как смогу отблагодарить вас за это.

До этой встречи Николай ничем не отличал девчонок от ребят. Такие же хорошие спортсмены, такие же товарищи, друзья. Может быть, они были иногда зубрилами, хихикали кстати и некстати, ревели по пустякам, вот и вся разница. И даже те знаки внимания, которые оказывали ему школьницы, приветствовавшие каждую его спортивную победу, он относил за счет их любви к спорту. А вот перед этой почти совсем не знакомой ему девушкой с прищуренными глазами и тихим голосом, перед ней он почувствовал какую-то необъяснимую робость. И все же понимая, что не имеет права отдавать портсигар, Николай постарался сказать как можно суше:

— Вы напрасно меня благодарите. Мы хотели только разузнать подробности, а потом передать все это следственным органам. Ведь речь идет о крупных преступниках, их надо поймать, вернуть вещи владельцам. И вы не сердитесь на меня. Нет, вы конечно получите портсигар, но через милицию.

— Все так, все так, — тихо произнесла девушка, — долг, обязанности, содействие милиции. Но что же мне делать? — Она с тоской посмотрела куда-то в пространство, между портретом дедушки в роли Пимена и огромной трубой старинного граммофона, подаренного ему на нижегородской ярмарке в 1902 году. — Подумать только, внучка, любимая внучка по своей глупой доброте отдала кому-то его вещь, память молодости, славы… — Она немного помолчала, потом вдруг спросила: — Николай, у вас есть дедушка?

— Да… То есть, нет… Был, но умер.

— Но все-таки был. Значит, вам понятно мое состояние.

Николаю стало очень жаль эту беспомощную, не знающую, как выпутаться из беды, девушку. Он тоже посмотрел на стену кабинета, туда, где висел другой портрет дедушки, уже в роли Дона Базилио, и спросил, не глядя на Тангенс:

— Как же быть?

Она прошлась по комнате, подошла к балконной двери, остановилась возле нее. Стояла долго, совсем неподвижно, чуть сгорбившись. Потом круто повернулась и быстро приблизилась к Николаю: