Вероника Кунгурцева - Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

В девять лет мальчик-сирота Ваня Житный, долгое время живший в больнице, а потом оказавшийся у бабушки Василисы Гордеевны, отправился за волшебным мелом.

Этот мел делает невидимым все, что попадает внутрь очерченного им круга. Таким образом бабушка и внук хотели оградиться от тех, кто решил снести их дом. Вместе с мальчиком за мелом ходили домовик Шишок и петух Перкун. Многое повидав, путники в конце концов оказались в Москве, в самое неподходящее — не детское — время: по улицам столицы сновали танки, противники стреляли друг в друга, был осажден Белый дом… В Москве Ваня нашел мать, которую давно разыскивал. Правда, Валентина Житная отказалась от мальчика: дескать, я участница конкурса «Краса России», мне всего восемнадцать, и, значит, сына у меня быть не может… Врала, однако. [1] Читайте книгу «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел».

А пару лет спустя Ваня вместе с девчонкой-десантницей Стешей и малым лешаком Березаем съездил на Кавказ. Ничего путного из этого не вышло, поскольку из захваченной террористами больницы города Буденновска, где друзья случайно оказались, их вынесло в совершенно невероятное место. Можно сказать, что они там отсиделись…

Но вернуться им удалось с большим трудом, после череды различных испытаний и потрясений. В этом странном мире у ребят и лешего появилась посестрима (названая сестра): крылатая девушка Златыгорка, к которой все они очень привязались. Ну а когда путники вернулись в свой мир (раньше дня исчезновения), то их ждало еще одно испытание, наверное, страшнейшее: они встретили самих себя, так как стали ведогонями.

Ване и Стеше удалось-таки выполнить задание, которое, по словам девочки, им поручили военные, а именно: освободить из чеченского плена капитана Туртыгина. Но когда они возвращались домой, случилось еще одно несчастье: при взрыве, прогремевшем на вокзале, ведогони ребят — те, которые и совершили хождение в иной мир, — исчезли, а лешака замуровало в привокзальной березке.

Ваня вернулся домой, к бабушке, а девочка Стеша с капитаном укатили в свой город… [2] Читайте книгу «Ведогони, или новые похождения Вани Житного».

Ваня Житный давно уже вел оседлый образ жизни: никуда дальше соседних улиц не отлучался и о поездочках вспоминал редко. Иногда ему казалось, что кто-то вставил в него кассету со странным содержанием, а на самом деле он из своей избы не уезжал, сидел на теплой печи да плевал в потолок, бредил событиями, которых не было и не могло быть.

И вот ведь: так и не написала ему Степанида Дымова… вернее, Туртыгина, девчонка-десантница. Целый год он ждал от нее письма, почтальоншу в окнах выглядывал, но дородная тетка с пестерем через плечо проходила мимо их дома, не останавливаясь, даже вроде ускоряла шаги. Облезлый дерматиновый пестерь раз от разу становился хлипче: народ, подтянувший животы, на газеты-журналы не хотел тратиться, да и переписка с родными, живущими в других городах, сошла, видать, на нет. В конце концов и Ваня перестал ждать письма. Решил, это все равно, что надеяться, будто тебе ответит Терминатор из фильма. Смешно! А один пацан из их класса написал Терминатору-2 и ждал ответа!.. Хотя всем известно, что с тем Терминатором сталось — и как бы он пацану ответил?!

Ваня ходил теперь в школу, как все, а не сидел дурак-дураком на домашнем обучении. И дела в школе шли у него неплохо: в отличниках, конечно, не состоял — да отличников в классе и не жаловали, — но учился на твердые четверки. Вот только английский подтянуть — тогда бы он выбился в настоящие хорошисты, но тут ведь нужно чужие слова знать, а когда их учить, если бабушка Василиса Гордеевна, не успеешь закинуть рюкзак на печь, наваливает столько работы, что успеть бы переделать до ночи!

По всем предметам Ваня схватывал знания на лету, на уроках, и домашние задания старался выполнить в школе — на чердаке. Там у него местечко имелось, под крышей: парты пятидесятых годов были составлены друг на друге; Ваня забирался на самую верхотуру и строчил там свои уроки. И со временем темечком уперся в испод крыши. Если еще вырастет, придется ее разбирать: сам в темнице, а башка на улице. Тут же и программную литературу читал, а дочитывал дома, с фонариком, под одеялом.

Бабушка Василиса Гордеевна продолжала обучать Ваню на свой лад, только велела никому не говорить, чему он дома учится, а то неровен час… А что — неровен час?! Раньше бабушка ничего на свете не боялась — а тут на тебе! Когда Ваня спросил, что может случиться, если кто-то узнает, что они дождь, к примеру, вызвали наперекор тем, кто тучи за каким-то лешим расстрелял, Василиса Гордеевна, нахмурившись, рассказала про свою прабабушку Феофанию. Ее обвинили в том, что она холерой заразила деревню, и утопили в колодце. Береженого, мол, бог бережет… И нечего шпионов всяких в дом водить!

Мальчик только вздыхал, зная, что под «шпионами» бабушка разумеет его одноклассников. С ним и так никто дружить не хотел, а бабушка и последних ребят отвадила. Придут, дескать, и шарятся, выглядывают всё да вынюхивают… А кому надо что-то у них вынюхивать… Было бы что! Ничего интересного для пацанов в допотопной избе: ни телевизора, ни видика, ни игровой приставки, даже роботов-трансформеров не было! Эх!

А фильмы про Терминатора Ваня у соседа Коли Лабоды посмотрел. Пару лет назад бабка Лабода, мать алкаша, обратилась со слезной просьбой к Василисе Гордеевне: дескать, Гордеевна, не могу больше, как пришел с армии да запил, так и не просыхат, вот уж двадцать с лишком лет! То хоть мирной был, а тут на-ко! Руки стал распускать да еще почал из дома всё тащить — надысь едва успела половик спасти, за хвост поймала, а то бы упер, за бутылку бы отдал, а половик непростой, персидской… Возьми ты этот упасенный половик, но избавь меня, за ради Христа, от горя горького.

Бабушка от половика отказалась — у нас, де, свои имеются, но бабке Лабоде помогла: дала ей заговоренного настою, дескать, подливай его в суп, в чай, в кашу, куда угодно, три дня по три раза в день, — и станет Колька твой трезвенником. Только чем-то его потом занять надо: лучше всего на войну отправить, а то как бы не затосковал мужик!.. Бабка Лабода замахала на Василису Гордеевну обеими руками: еще чего, на войну! Тогда уж пущай лучше пьет…

Но войны не понадобилось: Коля Лабода, вышедший из двадцатилетнего запоя, решил заняться бизнесом. Продал-таки — уже с благословения бабки Лабоды — персидский ковер, привезенный отцом из Средней Азии, и на вырученные денежки полетел в Китай, набрал полны сумки штанов с лампасами и увлекся торговлишкой. Арендовал один из ларьков, которые росли, как железные грибы, запрудив бывший пустырь рядом с 3-й Земледельческой улицей, и вывесил свой штанной товар. Оказалось, что портки такие каждому во как нужны! Распродал штанцы за месяц и наварился вдвое. Потом, как купец Афанасий Никитин, опять понесся невесть куда, привез новую партию, да в придачу какой-то ширпотреб — и дело пошло. Вместо себя поставил чернавку-реализаторшу, ларек выкупил, потом взял еще два, закрутился, зачелночил — и глядь: стал настоящим хозяином! Скоро накупил в избу всякой передовой техники, а во двор поставил подержанный «форд».