Иван Василенко - Заколдованный спектакль

— Ты что? Военного дела не знаешь, а под голову мешок? Я вижу, ты спать горазд.

Он взял прислоненную к стене винтовку и принялся разбирать ее:

— Во, гляди да запоминай. Это вот ствол. Чему он служит? Он служит для направления полета пули, понял? Ну, повтори.

Труба добросовестно повторял. Иногда он брал часть винтовки и слегка подбрасывал на ладони, будто вся сила магазинной коробки или ствольной накладки заключалась в их весе.

Артемка сидел тут же и беззвучно шевелил губами. Разобранные части в беспорядке валялись на полу.

— А теперь смотри, как я ее собирать буду, — сказал Ванюшка, щеголяя своим умением обращаться с оружием.

Собрав винтовку, он опять ее разобрал.

— Дай-ка я попробую! — вскочил Артемка. Он надел боевую пружину на ударник и вложил то и другое в канал стебля затвора.

— Э-э… — сказал Ванюшка, — ты раньше знал.

— Не знал я! — мотнул Артемка головой.

Азарт перекинулся к Трубе.

— Дай! — гаркнул он, когда винтовка была собрана, и не взял, а выхватил ее из рук Артемки. — Считай до пяти тысяч. Покуда будешь считать, я ее разберу и опять соберу.

Но тут где-то заиграл рожок, и по этому сигналу потянулись мимо нашего сарайчика люди. Пошли и мы.

Митинг назначили в просторном амбаре. Вместо скамей здесь, как в школе, стояли ученические парты. Люди с трудом просовывались на их сиденья, кряхтели и ругались. Впрочем, большинство предпочло рассесться прямо на полу, вокруг огромного деревянного ящика, опрокинутого дном вверх. Ящик предназначался для ораторов. На дворе еще было светло, но в амбаре уже зажгли лампу, и она тихонько покачивалась над ящиком. Ближе других к нему пододвинулись шахтеры, которые прибыли только сегодня. Их сосредоточенные лица, темные от въевшейся в кожу угольной пыли, казались при красноватом свете лампы бронзовыми.

Артемка стоял среди шахтеров и с любопытством разглядывал ящик и лампу не напоминало ли ему это театральные подмостки?

Говор вдруг стих, люди расступились, и к «трибуне» прошли командир и Дукачев.

— Он! — радостно крикнул Артемка и рванулся к командиру.

— Подожди! — схватил я его за руку. — Успеешь.

Дукачев ступил на заскрипевший под ним ящик и предложил избрать президиум.

Митинг начался. Одни, как сам Дукачев, высказывались складно и зажигательно, другие робели и путались в словах, но все говорили искренне, душевно.

Слово взял командир. Начал он тихо и так просто, будто не на митинге выступал, а в комнате со своими домашними разговаривал.

— Вот и еще прибыло пополнение, — сказал он. — Писем мы им не писали, гонцов за ними не слали — сами пришли. Услышали, что взялись тут шахтеры за оружие, и пришли. Не хотят опять лезть в ярмо, а пуще не хотят позорной, подлой судьбы для России.

Он помолчал, как бы вспоминая, и укоризненно покачал головой:

— Проходила тут мимо целая рота офицеров. Сверкают погонами и поют. Да не просто поют, по-солдатски, а с чувством: «Смело мы в бой пойдем за Русь святую и как один прольем кровь молодую». И вот подумал я тогда: «Против кого ж они идут в бой и за какую такую святую Русь собираются кровь проливать?» Возьмем, к примеру, Донбасс. И земля эта спокон веку наша, и народ наш. А, бывало, на какой рудник или завод ни придешь наниматься, всюду хозяевами иностранцы сидят: англичане, французы, бельгийцы, немцы, разные там Юзы, Крузы, Болье, Гарриманы. У себя, в Англии да Франции, они ставили на заводах самые лучшие машины, а сюда одно старье вывозили: зачем тратить стерлинги да франки на дорогое оборудование, когда с помощью царских чиновников и полиции здесь можно выжимать из народа кровь и пот за гроши! Так вот за какую «святую» Русь пошли в бой против народа белогвардейцы всех мастей. За Русь с английскими да немецкими хозяевами, за Русь отсталую и беспомощную. Ну, а за что мы идем в бой? За какую Русь проливает кровь наш трудовой народ?

Он обвел всех внимательным взглядом, потом прикрыл глаза, будто не глазами, а всей душой хотел увидеть будущее своей родины, и заговорил горячо и страстно. И, пока он говорил, никто не шелохнулся, а когда переводил дыхание, переводили с ним дыхание и все.

Слушая, я совершенно забыл об Артемке. Вспомнил только, когда кругом закричали и захлопали, а командир сошел с ящика. Артемка стоял, весь подавшись вперед, к командиру, и глядел на него счастливыми глазами.

— Ну, теперь иди, — сказал я.

Артемка сейчас же подбежал к командиру:

— Дмитрий Дмитриевич… то есть товарищ командир… так это вы?..

Командир посмотрел и смущенно сказал:

— Вот, брат, не припомню…

— Да как же так! — с упреком воскликнул Артемка. — А еще в театр меня водили, в будке у меня ночевали… А книжки?.. Я ж книжки ваши прятал.

Сосредоточенное лицо командира вдруг осветилось.

— Неужто ты?.. — в свою очередь, воскликнул он. — Артемка?..

— Он самый, — заулыбался Артемка. — Припомнили?

— Ох, какой ты большой стал!.. Ну, расскажи, расскажи! Давно оттуда? — Командир любовно обнял его и отвел в сторонку. — Станем-ка тут. Так это тебя привел Костя?

Он слушал Артемку и поглядывал на «трибуну», откуда доносились горячие речи.

— Вот что, ты мне потом все расскажешь, а не сможешь ли сейчас чего-либо изобразить людям? Ну, сценку какую-нибудь? С приятелем со своим, а? Костя, говорил, что вы по этой части большие любители.

— Это можно, — с готовностью отозвался Артемка. — Мы стихов много знаем. А может, «Ваньку Жукова» представить?

— Чехова? Что ж, можно и Ваньку. Даже очень хорошо.

Когда митинг кончился, командир поднял руку и сказал, улыбаясь:

— Подождите, товарищи, расходиться. Тут к нам прибыли двое приятелей. Вы рассаживайтесь поудобнее, а они нам что-нибудь почитают.

В амбаре загудели. Садились прямо на пол, обняв колени руками. Защелкали семечками, густо задымили махоркой.

Первым выступал Труба. Появление на ящике несуразно длинной фигуры с длинными усами вызвало одобрительные возгласы:

— Який довгий!

— Этот изобразит!

— Гляди, не выдави головой потолок!

Труба спокойно выждал, пока «приветствия» закончились, и оглушающе запел:

Не знаю, большое ли удовольствие получили слушатели от самой песни, но голос им понравился. Со всех концов выкрикивали:

— Ну и глотка, нехай ему черт!

— Оглушил, бисов сын!

— Такого послать на беляков, так он одним голосом их распугает!

— Ха-ха-ха!.. Го… го-го!..

Труба спокойно выслушал все эти характеристики и, когда все стихло, запел «Дубинушку». «Эй, ухнем!..» — могуче и тяжко гудело в амбаре, а люди, сделавшись серьезными, одобрительно покачивали головой.

Артемка стоял около ящика и ждал. Кончив петь, Труба под громкие хлопки слез на пол, поднял большой деревянный чурбан и втащил его на ящик. Все с любопытством наблюдали за этими приготовлениями. Артемка стал перед чурбаном на колени, оглянулся на дверь, покосился на слушателей и вытащил из кармана листок бумаги и ручку с пером. Еще он не сказал ни слова, но по этому взгляду, по прерывистому вздоху, по плаксиво опустившимся вниз уголкам губ все поняли, что перед ними — мальчик, замученный, робкий, тоскующий, мальчик, который решился на какое-то тайное, трудное дело.