Иван Супрун - Егоркин разъезд

Было два тихих дела: слушать сказки и рассказывать побрехушки. Первым делом занимались на нарах. Отец разувался, садился в круг и начинал. Сказок он знал много и рассказывал их с выражением: волк говорил грубым голосом с завыванием, лиса — ласково, медведь — с хрипом, зайчик пищал.

Второе дело устраивалось на полу, и участвовали в нем одни ребятишки. Каждый участник знал наизусть и должен был поведать свою побрехушку: Петька — «про зайца белого и свинью», Ванька — «про девицу и Воробьеву жену», Мишка — «про шиворот-навыворот». Самый длинный стих — «про барана и попа с попадьей» декламировал Егорка.

Первым всегда начинал Петька. Он взбирался на табуретку, брался рукой за рубашонку и, картавя, лепетал:

Не успевал Петька закончить последнее слово, как Ванька начинал свой разговор с девицей:

Переговорив с девицей, Ванька делал передышку и переходил к «воробьевой жене и старосте».

За Ванькой отводил очередь Егорка:

Игру заканчивал Мишка. Свою неправдушку он произносил не торопясь, нараспев:

…После получки отец съездил в Протасовку и привез обещанное — книги и еще одну штуку — какую-то бумажную трубку. Одна книга была новенькая, тоненькая, с красивыми разноцветными корками. На корке стояло несколько больших букв. Две из них, «А» и «Б», Егорка сразу распознал, остальные были неизвестны. Вторая книга была очень толстая, растрепанная, с черными, как сажа, корками.

Подавая Егорке тоненькую книжку, отец сказал:

— Это «Азбука». В ней нарисованы все буквы. Я тебе потом расскажу про каждую. Ты их запомнишь и будешь складывать и читать слова.

— А эту тоже надо запоминать? — указал Егорка на толстую книгу.

— Эта книга называется Пушкин, — ответил отец, — в ней много всяких интересных сказок. Я буду читать ее вам вечерами на досуге.

— Ну, а тут что? — поинтересовалась мать, трогая трубку.

— Эту штуку я привез для себя.

— Все же, что это такое? — допытывалась мать.

— Карта.

Егорка слышал о существовании только одних — игральных карт. Их он несколько раз видел у крестной и даже раскладывал. Те карты маленькие, а эта — ишь, какая!

— А она какая — туз или король? — спросил Егорка.

Отец улыбнулся и объяснил:

— Не туз и не король. На этой бумаге нарисованы разными красками все державы и страны. Когда разверну — расскажу.

— Азбука нужна, а вот на эти штуки, — мать ткнула пальцем сначала в толстую книгу, а затем в трубочку, — ты зря потратил деньги.

— Купил я только азбуку, а книгу и карту мне дал Матвей Николаевич.

— Ты был у него? — забеспокоилась мать.

Отец отвел глаза в сторону:

— Встретились нечаянно… Я шел, а он навстречу…

— Это что же — он все время так и ходит с этими картами и толстыми книгами?

— Не знаю, не спрашивал.

— А я знаю, — мать нахмурилась, — не доведет нас до добра твое знакомство с этим Матвеем Николаевичем, не доведет. Ему что? Он да Настя — вот и все, а ведь у тебя дети.

Матвея Николаевича Егорка ни разу не видел, но из разговоров родителей знал, что он живет в Протасовке и работает слесарем в депо — исправляет паровозы. Отец называл его настоящим человеком и своим старым другом, а вот матери Матвей Николаевич почему-то не нравился, и она всегда, когда упоминалось его имя, настораживалась и даже беспокойно озиралась, а если отец собирался в Протасовку, непременно наказывала: «Прошу тебя, не ходи ты к этому Матвею Николаевичу». Сейчас вот тоже. Матвей Николаевич подарил им карту, толстую книгу, а мать недовольна и даже рассердилась на него. А за что? Непонятно.

Учить буквы и складывать слова Егорка не любил, уж слишком нудное это занятие: сиди, води пальцем, запоминай. А из-за чего? Да все из-за каких-нибудь уже давно известных слов: «осы», «бабы», «гуси» и т. п.

Вот толстая книга — это да. При каждом чтении ее открывалось столько всяких чудес, что мать даже забывала о своей неприязни к Матвею Николаевичу и говорила: «Большое ему спасибо за эту книгу».

Отец рассказывал сказки хотя и интересно, но не складно, а в книге все сказки были очень-очень интересные и складные:

Или:

Вскоре Егорка запомнил многие стихи наизусть.

Не всегда удавалось хорошо и весело проводить время вечерами, когда отец был свободен от дежурства. Иногда, управившись с домашними делами и поужинав, отец направлялся к порогу.

— Ты куда? — спрашивала мать.

— Туда, — кивал отец, в неопределенном направлении.

Мать морщилась и начинала уговаривать отца, чтобы он не ходил.

— Не пойму, чего ты боишься, — возмущался отец, — съедят меня там, что ли?

Егорка прислушивался и ждал. Если отцу удавалось быстро успокоить мать, то Егорка огорчался, если же разговор родителей затягивался, Егорка радовался, так как в этом случае отец вынужден был действовать иным путем, а именно — брать с собой Егорку, чтобы он потом, при надобности, мог рассказать «всю правду».