Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов

— Дело не в том, кто будет выполнять, — примирительно сказал Сергей Жулев. — Мы — не диверсанты-индивидуалисты, а комсомольская группа. Будет выполнять тот, кому поручат. Правильно, товарищи?

— Верно. Чего там! Мы здесь не безрассудным геройством бахвалиться собрались, — вмешался молчавший до сих пор Юнык.

— Никто и не собирается хвастать, — обиделась Нина. Но спохватилась: ведь так и впрямь могут запретить. Она поспешила сказать: — Ребята, я всё-всё продумала, обязательно получится у нас!

И она быстро стала объяснять свой план.

У Нины дома хранилось большое бархатное полотнище — колхозное знамя с нарисованными золотой краской серпом и молотом. Отец принёс его перед уходом на фронт.

Нина аккуратно сложила полотнище и спрятала под ватной курткой. Мама возилась с малышами, и только Женька, брат Нины, видел, как она готовилась.

— Я пойду с тобой, — сказал он и принялся натягивать сапоги.

— Сиди дома! Я скоро вернусь.

— Нинка, не возьмёшь — всё равно подгляжу за тобой.

Нина знала характер брата — упрямства ему не занимать. Знала она и другое — на Женьку можно положиться, паренёк он смышленный и не из трусливых.

— Ладно, только выйди из дому незаметно от мамы. И, чур, слушаться меня. Понял?

— Чего проще, — рассмеялся Женька. — Ты и дома командуешь! Ноябрьская темень поглотила их, едва захлопнулась дверь. Моросил дождь, в голых деревьях завывал ветер. Было так тихо, как будто всё живое вымерло на сотни километров вокруг. Нина поёжилась от неприятного ощущения одиночества. Задержалась на крыльце, прислушалась. Невольно вспомнила мирное время: повсюду горят фонари, громко разговаривают люди, из клуба доносятся звуки баяна. Теперь даже собака не тявкнет — фашисты их постреляли в первый же день «нового порядка».

— Иди за мной, — прошептала Нина. — Сначала к Соне Чаусовой.

Под ногами чавкала размякшая земля. Вдоль забора идти совсем плохо — ямы да бугорки, которых днём не замечаешь, попадаются на каждом шагу. Того и гляди ноги поломаешь.

— Ой, Нинка, — запричитала Соня, впустив их в избу. Я уж не знала, что и подумать, немцы и полицаи так и ходят, так и ходят.

В комнате уже собрались остальные участники операции. Договорились, как действовать на случай провала. В прикрытие назначались два красноармейца — у них были немецкий автомат и винтовка.

— Стрелять в самом крайнем случае, — предупредила Нина. — Мы должны действовать как можно тише. Главное для нас — вывесить знамя. Гриша, — обратилась Нина к Юныку, — таблички написал?

— Наилучшим образом, — рассмеялся юноша. — Даже череп с костями нарисовал.

К зданию полиции подобраться оказалось труднее, чем предполагали.

В село прибыли важные «гости» из Путивля, и среди них — помощник коменданта города, который прославился жестокостью по отношению к мирному населению. Фашисты усилили охрану.

— Вот так штука! — прошептал Сергей Жулев. — Кажись, нашла коса на камень. Ничего не выйдет!

— Должно выйти! — сказала Нина.

— Разве что пристукнуть часового, — предложил красноармеец.

— И сразу раскрыть наши планы! Я пойду одна. Проберусь в соседний двор, там сарай примыкает к управе.

Спорить было некогда, и Нине отдали длинный — метров семь-восемь — кусок телефонного шнура, — Сергей отрезал его от линии немецкой связи, — фанерную табличку с надписью: «Стой! Заминировано!» и перочинный нож — на всякий случай.

Нина направилась кружным путём. У сарая лежала поленница дров, по ней Нина забралась на крытую толем крышу. Было скользко из-за мокрого снега. Нина прислушалась, но ничего подозрительного не уловила. Осторожно ступая по крыше, Нина пошла к вырисовывавшемуся высокому коньку крыши здания управы. Мешала проволока, но её некуда было засунуть и пришлось нести в руках.

Ещё днём Нина несколько раз подбиралась к дому с разных сторон. В одном месте она заметила плохо заделанный досками пролом в крыше, оставшийся ещё со времени боёв.

Нина дёрнула посильнее, доска громко скрипнула. Нина даже присела от страха. Но часовой ничего не услышал, и Нина пробралась на чердак. Там было сухо и остро пахло пылью. Нина едва сдерживалась, чтобы не чихнуть. Снизу, из комнат, доносились пьяные голоса, крики, звуки музыки — играл патефон.

Нина выглянула в слуховое окно. И отпрянула назад — прямо под ней, внизу, переминался с ноги на ногу часовой. Ему было холодно под дождём. Немец, вытягивая шею, заглядывал в освещённое окно, за которым блаженствовали более везучие сослуживцы. «Если он поднимет голову, я пропала», — подумала Нина, когда выбралась на крышу. Нина задержалась, понадёжнее привязывая красное знамя к металлической мачте на самом коньке крыши. Потом расправила полотнище. Табличку с надписью: «Стой! Заминировано!» она привязала телефонным проводом к основанию мачты, а свободный конец провода потянула за собой, на чердак. Долго шарила в темноте, пока наткнулась па обломок чугунной кухонной плиты. Закрепила конец провода понадёжнее, а плиту засунула поглубже под срез крыши и привалила разным хламом.

На следующий день только и разговоров было в селе о красном знамени. Люди передавали новость, и лица их светлели. Если поблизости не видно было полицаев, громко смеялись, рассказывая, как свалился с крыши незадачливый немецкий прислужник, собравшийся было сорвать флаг. Он не рассчитал рывка, не устоял на скользкой крыше и грохнулся вниз. Фашисты стали хватать людей прямо па улице. Пошли повальные обыски, всех подозрительных забирали и бросали в подвал, переоборудованный под тюремную камеру.

Арестовали и Нину. «Провал? — подумала она. — Но почему?»

В подвале было множество незнакомых людей — от мальчишек до стариков, никого из комсомольской группы она не увидела. Нина догадалась: немцы ничего не знают.

Допрашивал её немец с серебряными нашивками. Спросил, где была в ночь на 7 ноября, комсомолка ли, где отец. Она отвечала, что ночь провела дома — где ещё в такое время быть. До комсомола не доросла — ещё только четырнадцать будет. Отец как ушёл в конце июня, так ничего о нём они и не знают.

Наутро её выпустили…

В отряд к Ковпаку Нина Созина попала в мае 1942 года. В селе ей оставаться было опасно — немцы арестовали двух членов подпольной группы, разыскивали остальных.

…На лесной опушке, в стороне от расположившегося на отдых отряда, собрались командиры — Панин, Войцехович, Цымбал, оба брата Замула. Распрашивали Нину придирчиво и внимательно выслушивали ответы. Нина рассказала, что стреляет из винтовки и ручного пулемёта — научилась ещё в школе в кружке Осоавиахима, умеет перевязывать и не боится ночного леса.

— Это уж точно, — подтвердил лесник Георгий Иванович Замула. — Сколько раз, бывало, назначу встречу для передачи сведений, а время Нина выбирает сама — самую глухую пору ночи. Ни разу не заблудилась, а чтоб опоздала или не явилась — такого не. припомню. Жалко мне расставаться с таким верным и надёжным помощником…