Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда

Сердце у Санду пустилось в галоп. Что он мог ответить? Молчал. И в этот миг ему живо представилось, что будет дальше. Ему, конечно, скажут: «Не годишься ты в адмиралы. Может быть, и гербарий тебя не заботит. Может быть, вы это для отвода глаз делаете, чтобы только не говорили про вас: «Ну и пионеры, всё лето лодыря гоняют!» Даже и не спорь… Ни к чему!»

В эту трудную минуту адмирал порта Малый пруд готов был провалиться сквозь землю вместе с матросской шапочкой с синими лентами и якорем.

— Почему ты не отвечаешь? — услышал он голос секретаря.

— А что я отвечу? Вы правы, товарищ секретарь. Это значит, что…

— Это значит, что адмирал должен хорошенько думать, понимать, какая на его плечах ответственность. С завтрашнего дня, когда вы возобновите свою работу…

Мальчик вздрогнул и весь просиял. Он охотно бы обнял Петре Станку и сказал бы ему: «Какой вы хороший, дядя Петре!» Взволнованный, Санду встал и протянул руку секретарю:

— Спасибо вам, товарищ секретарь! Я сознаю… сознаю, что неправильно действовал.

— Это хорошо, но ещё не всё…

— Я знаю. Я буду стараться не повторять таких ошибок. Значит, с завтрашнего дня…

— Да, да. С завтрашнего дня. Желаю вам успеха! — Секретарь крепко пожал ему руку, как взрослому.

Санду выпрямился, отдал салют и пошёл к двери.

— Постой, товарищ, не уходи… С адмиралом Александру Дану я кончил разговор… Но хотел бы поговорить с Санду. Можно?..

Мальчик подумал и весело ответил:

— Теперь — да! Можно!

— Отлично!.. Верни мне, пожалуйста, книгу, которую я тебе давал. Ты как будто прочитал её, сам говорил мне, а вот уже шесть месяцев прошло с тех пор. Книги для того и существуют, чтобы их читали, а не для того, чтобы залёживались, пока их мыши не сгрызут… Договорились?

— Да, товарищ секре… Ох ты, опять чуть не ошибся! Да, дядя Петре… Я передам вам книгу с отцом. До свиданья!

— До свиданья, Санду.

Оставшись один, секретарь снял телефонную трубку и набрал номер.

— Попросите товарища Хынку… Это вы? Говорит Петре Станку. Скажите, кто вам поручил распорядиться, чтобы дети ушли с пруда? Что вы говорите? Ага! Пожалуй… пожалуй… Очень возможно, что дело обстоит так, как вы говорите… Что? По телефону мы не столкуемся. Придётся поговорить лично. Всего хорошего.

Секретарь положил трубку на рычаг и подвинул стул ближе к столу.

Как только Санду очутился за воротами фабрики, первой его мыслью было пойти в школу. Если ребята не ушли на пруд, больше им негде быть. Он ликовал, что может сообщить им такую отрадную весть: приказ номер два был мимолётной тучкой, и горизонты Малого пруда снова безоблачны!

Ещё издали Санду увидел развевающийся на мачте флаг; странно только, что совершенно не слышалось обычного шума. Дежурившие у калитки пионеры напомнили, что ребята отправились в соседнее коллективное хозяйство собирать колосья.

В «тихом уголке», который разве что теперь, когда школьный двор был пуст, оправдывал своё название, восемь мальчиков играли в шахматы. Но не один на один, как обычно. По одну сторону шахматной доски расположились семь мальчиков, а по другую — один-единственный, и не кто-нибудь, а сам Негулеску, лучший шахматист школы!

Моряки Малого пруда встретили Нику и Илиуцэ довольно холодно и неприязненно. Нику и Илиуцэ пришли сюда вербовать ребят на Лягушиное побережье, но, как видно, попали впросак.

Немного погодя Илиуцэ предложил играть в шахматы. И так как никто не рискнул играть один на один с Нику, то он взялся играть один против всех. Хотя Дину, Мирча и Костя были довольно приличными игроками, Нику с самого начала добился преимущества, обменяв копя на слона и две пешки.

— Почему бы вам заодно не пригласить на подмогу своих родных? — сказал Нику, когда все семеро заспорили, поскольку каждый считал, что предложенный им ход — самый удачный и что только так — нет, вот так — можно нанести противнику сокрушительный удар. И Нику хвастливо добавил: — Я вас всех в два счёта обставлю! Во сколько ходов сделать мат?

При появлении Санду поднялся крик. Оставив партию незаконченной, ребята кинулись ему навстречу. А когда Санду в ответ на десятки нетерпеливых вопросов бросил своё излюбленное «дельно», весёлое, мощное «ура» огласило двор. Дину тут же сочинил частушку:

Частушка была встречена взрывом смеха, послышались протесты:

— Сказал тоже — «расцветает»! Ты и не увидишь, как он цветёт.

— Попал пальцем в небо! «Кипарис — явись»!..

— Таких поэтов лучше не надо!

— Это такие же стихи, как я — самокат.

— Всякое бывает, юноши, — оправдывался Дину. — Я же на ходу сочинял. И потом, если хотите, я могу изменить: «Кипарис мой, кипарис, все на Малый пруд явись!» Так ведь можно, правда?

Смеясь и подталкивая Дину, который всячески отбивался и кричал: «Если вы не перестанете, я ещё такие же дрянные стихи сочиню», ребята вернулись в «тихий уголок». Санду вкратце передал свой разговор с Петре Станку. Ребята обрадовались, что адмиралу не пришлось просить и что беседа велась, как он выразился, «на равных началах». Они только удивились, что Петре Станку тоже не знал того человека, который гнал их с пруда.

— Это какой-нибудь злодей, — сказал Дину.

— Как будто пруд — его! — Надув щёки и выпятив живот, Алеку пробасил: — Вы мне тут не попадайтесь, пруд мой!

Алеку превосходно умел «изображать», но лучше всего ему удавался «хозяин Тимофте», который раньше держал самую большую лавку «Бакалеи и гастрономии» в районе. И теперь все стали просить Алеку представить «хозяина Тимофте».

Алеку засучил рукава, спустил на лоб прядь волос, взял у Дину его белую парусиновую курточку и подвязал её на манер фартука, потом каким-то каркающим голосом зачастил:

— Яблок желаете? Сколько? Кило? Как? Это гнилое яблоко? Избави боже! А вот это? Тоже гнилое? Ничего, всё равно мне в убыток… Что вы говорите? Это не яблоко, а картофель? Ничего, картофель тоже полезен. Жареный картофель даже вкуснее яблок…

— Слушай, Алеку, иди и правда в артисты! — посоветовал ему Дину. — Я стану писать пьесы, а ты будешь играть. Видел, как я ловко сочиняю: «Расцветает кипарис…»

Санду только теперь заметил Нику. Он подошёл к нему и ироническим тоном спросил:

— Ну, как дела, «адмирал»?

— Хорошо, адмирал! Даже лучше, чем я думал. Боюсь, что у тебя вот неважно…

— Это почему же?

— Кто знает? Сдаётся мне, что ты уже не сможешь похвастаться перед отрядом…