Николай Печерский - Жаркое лето

— Ты слышал, что Вера говорила? Ты чего!

Сашка промычал что-то и отвернулся. Катись, мол, и не лезь не в свое дело. Тоже бригадир нашелся!

Ванята плюнул в Сашкино ведерко с известкой и ушел. Приедет мать, все равно заставит переделать. И вообще скажет, чтобы взялся он, наконец, за ум. Вчера в конторе Сашкиному отцу приказали работать в полевой бригаде. Говорили что-то и про Сашку. Но это пока не пошло им впрок. Трунов укатил вечером жаловаться в область, а Сашка — вон он чего… Ванята окунул кисть в ведерко и, бросив косой взгляд на Сашку, снова начал шаркать по стене. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Вскоре приехала мать. Привезла в банках сурик и рыжую охру для рам и перегородок. Она зашла в коровник и поглядела, как работают ребята. Сашкину мазню мать тоже заметила. Подошла и начала что-то объяснять этому халтурщику и бузотеру. Напоследок взяла Сашкину кисть, провела несколько раз по стояку.

— Теперь понятно? — спросила она.

Сашка делал вид, будто ему не все понятно и надо посмотреть и поучиться немножко еще.

Марфенька работала рядом с Ванятой. Они вкалывали без передышки целый час и теперь отдыхали на перевернутых вверх дном телячьих кормушках.

— Видал, какой паразит? — спросила Марфенька.

— Ага! Чего вы не врежете ему?

— Уже били, — сказала Марфенька. — Не помогает. Он сразу отцу жалуется…

За окном коровника послышался скрип телеги и густой, протяжный голос тетки Василисы.

— Та хлопчики ж вы мои! Та де ж вы там? Там йдить же обидать. Та боже ж ты мий!

Бригада повалила из коровника на вольный воздух. Под деревьями стоял сбитый на скорую руку стол из досок, суетилась возле зеленого ведерного термоса тетка Василиса.

Есть Ваняте не хотелось. Он как-то весь размяк, раскис, через силу ел борщ и пшенную с луковой подливой кашу. Он даже пытался шутить с ребятами, улыбался сидевшей рядом Марфеньке. Главное, чтобы мать не заметила. Она и сама вон как измоталась! Только делает вид, будто веселая.

Ванята не спасовал, дотянул до конца работы. Вымыл в кадушке кисть, поставил в угол ведерко для известки и втихомолку, чтобы не увидела мать, выскользнул из коровника.

Сначала ребята шли шагом, потом, когда за бугром засинела речка, помчались во весь дух. Ванята тоже бежал. Спотыкался на кочках, падал и снова мчался вперед.

Он разделся еще на ходу и первым бросился в речку. Вода была теплой и почему-то пахла арбузными корками.

— За мно-ой! — крикнул он.

Вслед за Ванятой бухнули с берега братья Пыховы. Поеживаясь, вошел в речку узкоплечий длиннорукий Сашка. Потом из-за кустов вышла в черных мальчишеских трусах Марфенька. Подбежала к обрыву, оттолкнулась ногой и юркнула в самую глубину.

Вода разошлась быстрыми волнистыми кругами и вновь сомкнулась. Ванята смотрел влево, вправо. Но нет, не было ее, Марфеньки, нигде. Двадцать, тридцать счетов-секунд — и вот забурлила рядом с Ванятой вода, запрыгали пузыри и мокрая Марфенькина голова показалась из речки.

Она торопливо вытерла ладонью лицо и засмеялась.

— Лови-и-и!

Марфенька подняла руки и снова ушла «солдатиком» в глубину. Ванята нырнул, открыл глаза. Что-то быстрое, белое мелькнуло в стороне и пропало. Но он все-таки поймал Марфеньку за голое скользкое плечо, запятнал и, разгребая воду руками, ушел к самому дну.

Мальчишки и девчонки замерли, считали секунды. Где же этот Ванята? Никто и никогда, наверно, не нырял так здорово в Козюркине.

Уже показался в небе молодой месяц, выплывший проводить заходящее солнце.

Ого! Вон, оказывается, сколько купались! А ведь пришли в самую жару. Впрочем, на реке время всегда летит, как самолет. Не успеешь поваляться на песочке, поджарить на солнце бока, поплавать от берега к берегу, — и вечер уже тут как тут. Хочешь или не хочешь, а надо бросать все и убираться восвояси…

Откуда-то из степи пал на реку зыбкий сквозной ветер. Качнулись, зашуршали листьями деревья. Ванята выбрался на берег, выкрутил на себе мокрые холодные трусы. Мелко застучали зубы, кожа на теле съежилась.

— П-пошли! — крикнул Ванята барахтавшимся в воде друзьям. — Н-на работу завтра!

И вот опустел берег. Остались на песке только следы от босых ног да сорванная и забытая кем-то желтая кувшинка.

Ванята бежал домой через огороды, размахивая руками, согреваясь.

В избе горел свет, озабоченно стучала швейная машинка. Мать шила обещанный Ваняте комбинезон.

— Чтой-то долго ты? — мать повернула голову навстречу Ваняте. — Ужинать станешь? Садись. Сейчас я каши тебе…

Поставила перед ним миску с гречневой кашей, подвинула ближе кружку с чаем.

— Что ж это у тебя так нехорошо получилось? — спросила она. — А я и не знала до сих пор…

Ванята опустил ложку, удивленно посмотрел на мать.

— Нюсю агрономшу встретила. Рассказала, как свеклу прорывал. Говорит, простила тебя на первый раз, не хотела перед ребятами позорить. Есть у тебя совесть или нет? У меня ж и без тебя… А еще комбинезон просишь… Эх, ты!

— Так я ж, мама…

— Лучше молчи! Пей вон чай. Только сахара нет. И не проси! В поле наш сахар остался.

Мать посмотрела сверху вниз на сгорбившегося притихшего Ваняту, толкнула пальцем в плечо.

— Возьми уж кусочек…

Ванята склонил голову, отпил несколько маленьких горячих глотков и поставил кружку на стол.

— Я пойду, мам. Спать охота…

Потащился к своей кровати, повесил рубашку на спинку стула и лег. Он уснул в ту же минуту. Все погасло вокруг — и комната, и мать в белой с черными горошинками блузке, и комбинезон с блестящими, как звездочки, пистонами на карманах.

В колхозную контору пришла телеграмма. На сером бланке было напечатано:

«Прошу подготовить съемке правнука Егора Дорохина Сашу Трунова. Приеду вторник. Фотограф Бадаяк».

Старый с желтыми прокуренными усами бухгалтер ничему на свете не удивлялся. Не удивился он и этой странной, не совсем понятной телеграмме. Бухгалтер прочел ее еще раз, почесал кончиком ручки за ухом и написал в уголке крупным разборчивым почерком:

«Тов. Трунов! Прошу обеспечить!»

Телеграмму с резолюцией бухгалтер передал колхозному рассыльному деду Савелию. В ожидании распоряжений Савелий сидел с утра в уголке конторы, втихомолку покуривал и пускал дым в открытую дверцу печки.

Рассыльный неохотно взял телеграмму и вышел с ней на крылечко. Закурил еще раз на воле, поглядел не торопясь вокруг и тут заметил идущего по улице Ваняту.

— Эй, хлопец! — крикнул он. — Сюда иди!

Ванята подошел.

— Пузыревой ты сын, что ли?

— Ага, Пузыревой…

— Ну, молодец, — похвалил Савелий. — Труновы, знаешь, где живут? Ну, вот, сынок, снеси вот это. Отдай там…