Андрей Некрасов - Завидная биография

— Да, — сказала мама, покачав головой, — плохо дело. А еще летчиком собираешься стать… Ну что ж, поезжай, раз нужно…

Обо всем этом и думал Димка, подходя к станции. А когда поезд выскочил из-за поворота и загудел, подбегая к высокой платформе, Димка бросил палку, взбежал на платформу, дождался, пока поезд замедлил ход, вскочил на подножку, прошел в вагон и уселся у окна.

В вагоне было пусто. В такой солнечный день никто, видимо, не хотел ехать в город, и Димка даже пожалел себя немножко: другие загорают, отдыхают, а он заниматься едет в такую погоду.

Поезд загудел, тронулся, выскочил из тени платформы. Солнце широкими потоками хлынуло в окна, засверкало на нержавеющих ручках, на круглых шляпках винтиков, на стеклах фонарей. Фонарная дверца качнулась, и по всему вагону, из конца в конец, пронесся такой веселый, такой стремительный солнечный зайчик, что даже быстрые Димкины глаза не поспели за ним. Зато быстрая Димкина смекалка без труда разгадала причину этого явления.

Димка вспомнил о своей находке, сунул руку в сумку, и секунду спустя зеркальце в белой оправе начало непривычную службу у своего нового, беспокойного хозяина.

Светлые зайчики, отраженные его круглым стеклышком, понеслись по всему вагону. Они забирались в самые темные уголки, замирали на месте и, выпрыгнув за окно, лихо скакали по столбам, по деревьям и будкам путевых обходчиков. И так легко, так весело скакали зайчики, что Димке и самому захотелось выскочить в окно и нестись вперед, обгоняя поезд. Он высунул в окно руку с зеркальцем и тут неожиданно сделал открытие: весь поезд отражался в зеркальце: и колеса, и подножки, и зеленые двери хвостового вагона, и клубы пыли, вихрем летевшие вдогонку. Димка пересел на другую скамейку — лицом назад — и снова высунул руку. Стало видно все впереди: далеко-далеко, четырьмя прямыми линиями, бежали рельсы. Оттуда, спереди, пыхтя и надрываясь, мчался навстречу высокий паровоз с золотой звездой на котле. Светофор подмигнул зеленым глазом, показалась станция… Поезд заскрежетал тормозами, сбавил ход. Какие-то девушки с цветами сели в первый вагон. Из второго вагона вышла мороженщица. Дежурная в красной фуражке подняла диск, и поезд, вскрикнув коротким гудком, помчался дальше.

С помощью зеркальца, не меняя позы, Димка обследовал свой вагон. Новый пассажир, в черном костюме, с толстым портфелем, стоял в тамбуре. Он помахал кому-то рукой, обернулся, и Димка сразу узнал его: Василий Алексеевич! Этого только нехватало! Уж с кем, с кем, а с ним Димка совсем не хотел встретиться в это воскресенье.

Димка хотел было встать, поздороваться, но раздумал. Еще начнет расспрашивать, придется рассказывать о футболе… И Димка решил так: если заметит, тогда уж ничего не поделаешь, а не заметит — и хорошо.

Василий Алексеевич не заметил Димку. Высокая спинка скамейки так надежно защитила его от глаз учителя, что Димка осмелел, поднял зеркальце над головой и сверху заглянул, что там делает Василий Алексеевич. А тот повесил черную шляпу на вешалку, провел узловатыми длинными пальцами по седым волосам, надел большие очки в роговой оправе, раскрыл на коленях портфель, достал пачку тетрадей и принялся отмечать в них что-то толстым карандашом.

Тут поезд опять затормозил, и в вагон вошел новый пассажир — генерал авиации с коричневым от загара лицом, в полной форме, с золотыми листьями на козырьке, с геройской звездочкой и с орденом Ленина на кителе. Генерал сел у другого окна, раскрыл книжку. Потом из прозрачного портсигара он достал толстую папиросу, закурил и пустил такое тугое, такое круглое колечко дыма, что, не будь тут Василия Алексеевича, Димка непременно вскочил бы и проткнул колечко пальцем. Он бы пересел поближе к генералу, рассмотрел бы все его ордена, узнал бы, какую книжку он читает… А так пришлось тихонько сидеть на месте. Да хорошо еще, что зеркальце было, а то сидел бы и ничего не видел.

А в зеркальце все было видно. Вот вошла проводница в синем берете со звездой, с сигнальными флажками в кожаных чехлах. Взглянула на генерала, перевела взгляд на табличку «Курить воспрещается», потом оглянулась: окна открыты, в вагоне всего два пассажира… ничего не сказала и пошла дальше.

Тут Василий Алексеевич поднял голову, посмотрел на генерала, повел седыми бровями…

Генерал виновато улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, швырнул недокуренную папиросу в окно и сказал ласковым баском:

— Простите, пожалуйста, виноват. Задумался…

Вдруг глаза его сузились. Пристально вглядываясь в лицо собеседника, он поднялся в рост, шагнул вперед, поднес руку к козырьку и четко произнес:

— Здравия желаю, Василий Алексеевич!

— А вы, позвольте, кто же будете? — удивился тот.

— Леонид Крюков, ваш ученик. Неужели забыли, Василий Алексеевич? Я-то вас сразу узнал.

— Крюков? Леня! Помню, помню, голубчик, как же. Ну, да где же тебя узнать. Вон ты вырос-то как, плечи-то, как у борца. Ну, садись, садись, рассказывай. Летаешь, значит?

— Летал, Василий Алексеевич. А сейчас вроде вас: учу молодежь, командую школой и вас частенько вспоминаю: летать-то проще было.

— Так-с… Леня Крюков… — сказал Василий Алексеевич, помолчав. — Однажды, помнится, целое лето я тебе испортил — дал переэкзаменовку по алгебре. Небось, ведь тогда недобром меня поминал?

— А то как же, Василий Алексеевич, конечно, обидно было. Другие гуляют, купаются, а ты сиди задачки решай… Зато потом сколько раз я спасибо вам говорил! И в училище, и в академии, и на фронте. Там, на фронте, другой раз такая задача попадется, что не знаешь, как и подступиться. А решать нужно! Тут и вспомнишь, как вы-то учили: «Не торопись, Леня, подумай, разберись в условиях. Если в чем сомневаешься, проверь…» А помните, раз убежали мы как-то с контрольной. Я, конечно, за главного… А наутро вы подвели меня к зеркалу: «Смотри, какой умник стоит: вымахал с дверь, а ума не набрался… Какие уж тут задачи?..» Да что говорить, частенько я вас вспоминаю. Спасибо, Василий Алексеевич…

Тут за окном так загромыхал встречный состав, что Димка дальше ничего не расслышал. Потом поезд влетел в тоннель, и опять ничего невозможно было разобрать, а потом замелькали дома, трамваи, автобусы…

— Ну вот и приехали, — сказал Василий Алексеевич, — Москва.

Димка нарочно задержался в вагоне и пошел следом за генералом и за учителем. Генерала встретил майор с машиной. Они все трое уселись и укатили. А Димка постоял еще, спустился в метро и поехал домой. Он твердо решил не ходить сегодня на футбол. Заниматься — так уж заниматься!..

Но дома в ящике «Для писем и газет» оказался билет на «Динамо» — друзья позаботились. Димка прикинул в уме: «Три часа не расчет. До вечера еще далеко, можно и на футбол успеть и позаниматься. А игра, такая, как нынче, не каждый день бывает…»