Александр Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

Мама погладила рубашку, затем серые брюки, пиджак, сложила форму рядом на диване, посмотрела на себя в длинное зеркало диванной спинки, взяла с пола новые черные ботинки, сказала тихо, словно бы в чем-то сомневалась:

— Вставай, пора.

И вышла в коридор.

Сомневалась она не зря, хотя и не догадывалась, что может случиться, пока она будет чистить ботинки.

Славка поднялся, осмотрел утюг, который стоял на подставке в центре стола, заглянул в дырочки, увидел угольки, золотые, но уже осыпанные свинцовым порожком мягкого пепла, и резко дунул.

И мама услышала его опасливый крик:

— Ой! Что такое?!

С ботинком и щеткой она влетела в комнату. Там, в центре стола, окутанный дымом и пеплом, стоял утюг на подставке. Справа от него зияли черные дымящиеся раны, слева стоял, быстро моргая, сын.

— Я чуть дунул, а вон чего получилось, — лепетал он, но мама его не слышала.

Она бросила щетку и ботинок на табурет, схватила правой рукой утюг, левой — подставку, тут же отбросила ее, побежала на кухню, оставила на железной печке бывший ледокол, вернулась с мятой тряпкой в комнату, схватила ею подставку, поставила ее на пол.

И только после этого сильно расстроенная взяла стакан, набрала в рот много воды и с рассыпчатым хрустом брызнула по белой израненной простыни, правда, не так сочно и красиво брызнула, будто бы сомневаясь, а надо ли брызгать вообще.

Дымные точки над простыней углубились, перестали дымить. Мама развернула ослабевшими руками материал, подняла его к окну, рыжему от солнца. Славка удивился — какое оно, солнце! Окно в рыжий цвет превратила, да еще и в дырочки простыни пробралось тонкими, как у паука лапками.

— Ой, в школу же опоздаем! — мама бросила материал на стол скомканно. — Умывайся, ешь. Я ботинки почищу. Да не разводи канитель. Опаздывать стыдно.

В школу они не опоздали. В школе ему понравилось.

А когда листьев на деревьях не стало, мама получила какую-то премию и купила блестящий электрический утюг в картонной коробке. Со шнуром и вилкой.

— Ты утюг не включай, пожар натворишь, — строго сказала она сыну и добавила. — И вообще его не вынимай из коробки. Не игрушка это. К Новому году куплю тебе конструктор.

Славка обрадовался неожиданному обещанию, потому что к концу осени он схлопотал по чистописанию несколько двоек и даже не думал о конструкторе.

С электрическим утюгом он не играл, спокойно ждал новогодние праздники. А угольный железный утюг молча ржавел в сарае и так поржавел, что даже Славка о нем не вспоминал, удивляясь, почему мама не выбросит ненужную железяку?!

А весной, когда конструктор уже надоел и на поселок однажды приехал тряпичник на старенькой телеге, Славка понял, какая у него хорошая мама. Он очень хотел выменять у тряпичника на что-нибудь пугач — почти настоящий кольт на вид, только очень белый для настоящего пистолета, но все равно красивый. Славка отдал тряпичнику старое свое пальто и одеяло, которым мама накрывала люк погреба, где зимою хранилась картошка и стояла большая бочка с квашеной капустой, еще какие-то ненужные тряпки. Но дядьке этого была мало.

— Не хватает на пугач, — пробубнил он коротко.

Славка кроме своей мамы никого больше не умел уговаривать. Он угрюмо отвернулся телеги, но вспомнил, что дома старых тряпок больше нет, буркнул печально:

— А железяку возьмете?

— Какую еще железяку? — переспросил старьевщик.

— Угольный утюг, тяжелый…

— Совсем обеднял народ на поселке. Даже тряпок старых нет, — тряпичник вредно цикнул, мол, не обещаю, но если хочешь, неси, посмотрим, на что потянет твой утюг.

Славка мигом сбегал в сарай, нашел там рыжий утюг, принес его к телеге. Дядька скривил лицо:

— Он же ржавый совсем!

— Он тяжелый, еле донес! — Славкин голос дрожал от усталости и страха: последний пугач остался у тряпичника, теперь не будет его на поселке неделю, а то и больше, да и старых вещей у них с мамой уже давно не было. Тут с тряпичником не поспоришь.

— Ладно, возьму. Что тебе за него? Новогодние игрушки? Выбирай.

— Мне же пугач нужен! Кольт.

— А где я тебе возьму?! Нет у меня пугачей. До следующего раза.

— Вы же сами сказали, что есть, что никому не отдадите! Кому вы его отдали?

— А ты мне не начальник, чтобы я отчитывался перед тобой. Бери свою ржавчину и не мешая работать. Но, залетная! — тряпичник такое делал не раз, когда у него было плохое настроение. — Бери свой утюг, вояка мне нашелся.

Нет, если бы у Славки был отец, он бы с ним так не разговаривал. Он знал, у кого из мальчишек есть отцы. И Славка, забыв от обиды про одеяло и старое пальто, лишь утюг из рук тряпичника взял обеими руками.

Старая лошадь медленно потянула телегу с жилпоселовским тряпьем по асфальту, еще не промытому весенними дождями, а Славка, меняя руки, понес утюг на сарайную улицу.

— Ты чего туда-сюда утюг таскаешь? — удивился сосед дядя Леша, куривший у подъезда.

— Надо и таскаю, — буркнул утюгоносец.

— Тренируешься что ли?

— Надо и тренируюсь.

— Сильнее всех хочешь стать? Ну-ну.

«Надо и стану», — подумал Славка, подходя к своему сараю.

А вскоре пришла с работы мама и не узнала сына:

— Что у тебя с лицом?! А руки! А рубашка! — заохала она, ни о чем еще не зная и ни о чем не догадываясь.

Потом, когда Славка рассказал ей обо всем, когда умылся он и переоделся, она стала успокаивать его.

— Вот, чудак-человек, нашел из-за чего переживать! Я-то думала, ты какой-нибудь желтухой заболел, весь желтый. Испугалась! Есть будешь? Весь день, поди, не ел. А старые тряпки не жалей, это дело наживное. И пистолет мы тебе купим не у кого-то тряпичника, а в магазине. Может, поешь?

— А когда купим-то? — чистый Славка повеселел от маминых слов, но есть еще не захотел.

— Да хоть завтра. На станции, в универмаге.

— Там один дорогой, один не очень мне нравится…

— Какой нравится, такой и купим. Нам сегодня деньги дали.

— Мам, — а пистолек купим к нему побольше?

— Купим-купим. Ты есть-то будешь, горе мое?

— Буду-буду, — Славка вдруг почувствовал, как нетерпеливо бурлит его живот, еды требует.

Хотя маме Славка помочь ничем не мог и в пирогопеки идти не собирался, домой он в эту субботу пришел рано. И сначала показалось ему, что зря спешил.

— Там бетон стынет! — говорила строго мать. — Мне обязательно надо выйти на дежурство, я обещала. Тебе нельзя. Что ты там будешь делать всю ночь?

«Вечно у них бетон стынет, когда не нужно», — злился Славка, а мать, укладывая в сумку хлеб, лук, соль, чеснок — всего помаленьку, посматривала на несчастного сына: губы его надулись, как два слишком румяных пирожка, щеки покраснели, брови искривились.

— Ну что ты там будешь делать?! — мать со вздохом развела руки в стороны, а сын, почуяв слабинку в ее голосе, осмелел: