Владимир Добряков - Король живет в интернате

— Ладно. Там видно будет… В общем, бери марки и действуй. Только чтобы в целости были! И без шума мне! Во дворе не показывай. Ясно?

Ясно-то ясно, но загадка так и оставалась загадкой.

— А зачем все это? — не утерпев, спросил Андрей.

Зубей холодно отрезал:

— Малыш, не люблю лишних вопросов. Всякому овощу свое время.

И в филателистическом магазине чуть ли не целый день протолкался Андрей, и в читальню библиотеки заходил. Там ему дали специальную книжку. Она называлась «Как собирать почтовые марки». Книжка была написана интересно. Андрей прочел ее от корки до корки, и ему многое стало понятно. Теперь для него не составляло большого труда определить каждую марку в альбоме Зубея. А когда после этого он снова пришел в марочный магазин, то уже, как заправский филателист, уверенно и бойко толковал о сериях марок, о зубцовке, даже мог вставить слово о том или ином сорте бумаги марки, о водяных знаках.

В этих неожиданных хлопотах незаметно промелькнули последние дни августа.

Воскресным вечером тридцатого числа Ирина Федоровна сказала:

— Ну, Андрюша, готовься. Завтра отведу тебя в интернат.

— Почему завтра? — ощутив неприятный холодок в груди, спросил Андрей. — Занятия же с первого.

— Не знаю. Велели завтра привести.

На другой день утром, собрав Нинку в детский сад, Ирина Федоровна подвела ее к дивану, где лежал Андрей.

— Прощайся, Ниночка, с Андрюшей. Целую неделю не увидишь.

Она это сказала таким голосом, что и самому Андрею стало жалко себя. А Нинка едва не заплакала. Обхватила ручонками его за шею и давай чмокать — в нос, щеку. Ну что за лизуньи эти девчонки! Сразу целоваться!

— Будет… Будет… — легко отталкивая Нинку, бормотал Андрей. — Подумаешь! Не на век ухожу.

Ирина Федоровна сказала:

— К обеду буду дома. Я на работе договорилась, что уйду раньше.

Когда за ними закрылась дверь, Андрей перевернулся на другой бок, к стене. Но спать не хотелось. «Вот противная девчонка, — подумал он. — Только расстроила».

Андрей поднялся с дивана, зябко повел плечами. В комнате было прохладно. Он посмотрел в окно. И погода, как нарочно, испортилась. Будто и не было ясных дней, жаркого солнца — небо до самого горизонта заволокли тучи.

Ничто не радовало Андрея. Ни компания закадычных дружков, наконец-то снова собравшаяся вместе, ни их веселые рассказы о потешных летних приключениях. Им-то что, можно смеяться, рассказывать! Они дома остаются. Завтра как ни в чем не бывало пойдут в свою школу. А он…

— Да брось горевать! — успокаивали дружки. — Такой парень, как ты, нигде не пропадет! Королевские порядки там заведешь.

До слуха донесся тонкий писк сигналов точного времени. Двенадцать часов. Скоро придет мать… Оставив ребят, он направился к выходу на улицу.

Когда он вернулся, мать была уже дома. Обедали молча. Ирина Федоровна несколько раз выразительно взглядывала на Андрея, но тот упрямо отводил глаза. Поднимаясь из-за стола, она немного виновато проговорила:

— Я думаю, Андрюша, тебе не будет там плохо…

— Да ладно. Идем.

— Сынок, — беря его за руку, сказала Ирина Федоровна, и голос ее дрогнул. — Сынок, если ты что держишь на сердце против меня, то напрасно. Я добра тебе хочу. Думаешь, легко мне…

— Ну, чего ты, — отстраняясь и по-прежнему не глядя на нее, буркнул Андрей. — Раз решили, значит, все. Идем.

Андрею было тяжело, чего-то жалко и обидно, и хотелось уже скорее поехать, чтобы не сидеть тут, не вести этот неприятный разговор. Он сказал, что, может, лучше один поедет — дорогу знает.

— Что ты! — испугалась Ирина Федоровна. — Я обязательно отвезу тебя.

В трамвае они молча сидели друг против друга. Андрей отсутствующим взглядом глядел в окошко. Она с тоской смотрела на него и думала: нет, не вернуть ей сына, совсем чужим стал. И немалых усилий стоило Ирине Федоровне удержать слезы, просившиеся на глаза.

…Вот и конечная трамвайная остановка. С тех пор как Андрей приезжал сюда, на территории школы-интерната многое изменилось. Общежитие было готово. Оно стояло чуть на возвышении — серое, нарядное. В широких рамах, еще пустых месяц назад, сняли чистые стекла. Немощеная дорога, ведущая от ворот к общежитию, забрызганная тогда известковым раствором, сейчас была покрыта гладким асфальтом. Возле самого здания уже не громоздились кучи строительного мусора, навалы побывавших в деле досок, исчезли ящики с раствором, бетономешалка. На ровной, укатанной площадке высились два столба с натянутой волейбольной сеткой.

Возле школы и общежития было шумно и суетливо. Играя, бегали мальчишки и девчонки, другие куда-то деловито спешили, иные просто слонялись по двору. Группками стояли взрослые. Возле входа в школу на стуле сидела девочка в коричневом платье, с красной повязкой на рукаве. Она успевала делать сразу два дела: читала книгу и всем входящим в школьное помещение вежливо говорила:

— Пожалуйста, вытирайте ноги.

— Видишь, чистоту соблюдают, — одобрительно сказала Ирина Федоровна и стала тщательно вытирать о решетку ноги.

В канцелярии им сказали: Андрей Королев зачислен учеником седьмого класса «Б». Жить будет в общежитии, спальня номер девять, на втором этаже. Сейчас они могут получить в кладовой необходимые вещи.

У входа в общежитие тоже дежурила девочка с красной повязкой и тоже предупреждала, чтобы вытирали ноги. Ирина Федоровна совсем умилилась. Андрей не разделял ее восторга: не успел переступить порог школы, и уже воспитывают!

Они прошли в кладовую. Людей там толкалось немало. Получали одежду, тут же примеряли; какие-то женщины в белых халатах уносили пачки глаженых простыней, кипы байковых одеял. Наконец подошла очередь Андрея. По бумажке, врученной в канцелярии, ему выдали вельветовую куртку сорок восьмого размера, брюки, нижнее белье, два белых воротничка, полотенце, мыло, зубную щетку и даже круглую коробку зубного порошка. Ирина Федоровна лишь удивленно покачивала головой: сколько государство тратит на ребятишек! Все новенькое выдают, добротное. А если посчитать пальто на каждого, костюм, обувь да кормить по четыре раза в день. Громадные деньги.

— Пойдем и спальню уж сразу посмотрим, — сказала она, когда нагруженный Андрей вышел из кладовой.

Поднялись на второй этаж. Просторный, светлый коридор с веселеньким паркетным полом был разделен перегородками с широкими проходами как бы на отдельные комнаты. На стенах, до половины окрашенных масляной краской бежевого цвета, — ни пятнышка. В каждую комнату выходили по две белые двери из спален.

Говорить в коридоре почему-то хотелось шепотом. Ирина Федоровна шла на цыпочках и все восклицала: