Ребекка Стед - Когда мы встретимся

С меня хватит, подумала я нерезко перебила его:

— Почему ты ударил Сэла?

— Кого? — изумленно переспросил он, как будто я только что перевела разговор с совершенно нормальной темы на совершенно безумную, а не наоборот.

— Сэла. Моего друга. Ты ударил его в живот без всякой причины. Возле гаража. А потом еще по лицу.

Он кивнул.

— Да. Это верно. Но только у меня была причина.

— Чушь собачья. Я точно знаю, он тебе ничего не сделал.

Меня начала бить крупная дрожь, хотя руки были засунуты в карманы, а голова укутана маминым шарфом.

— Причина была, — повторил он. — То, о чем ты говоришь, это не причина, а оправдание. Я не говорю, что поступил хорошо. Я просто говорю, что у меня была причина. Моя собственная идиотская причина.

— Ну и какая же это причина? — Я смотрела на него во все глаза.

Он опустил взгляд и пожал плечами.

— Та самая, что и всегда. Я хотел посмотреть, к чему это приведет.

— В каком смысле «к чему приведет»? У него кровь из носа потекла, вот к чему это привело! И его чуть не вырвало!

— Я не об этом. Не о естественных последствиях. — Он постучал носком ботинка по тротуару. — Да, это было глупо. Совсем глупо.

— И что?

— Что «и что»?

— Что произошло? Кроме «естественных последствий»?

Он помотал головой:

— По-моему, ничего.

Я собиралась сказать ему, что он ошибается, что кое-что все-таки произошло — например, Сэл захлопнул передо мной дверь и с тех пор не подпускает меня к себе, — но в тот самый миг, повернувшись, заметила человека, который смеется. Никогда раньше я не видела его возле школы. Он шел согнувшись, что-то бормоча себе под нос и глядя на урну, возле которой стоял Маркус.

Человек, который смеется, не замечал нас, пока чуть не врезался в Маркуса. Только тогда он наконец поднял взгляд, чертыхнулся, развернулся и припустил прочь по Бродвею с такой скоростью, будто бежал стометровку.

Мы не сводили с него глаз, пока он не скрылся за углом.

— Странно, — сказала я.

— Да, — согласился Маркус. — А главное, это уже второй раз.

— А я тебе что говорил? — Джимми с довольным видом хлопнул по прилавку обеими ладонями. — Им и в голову не приходит, что кто-то всерьез считает булки! В жизни они до такого не додумаются!

Это было в тот же день. Я обнаружила недостачу — двух булок не хватило. Я пересчитала дважды.

Широко ухмыляясь, Джимми вразвалочку направился к телефону.

— Ну и устроила ты ему подарочек, — прошептал Колин. — Теперь небось целую неделю будет ходить именинником.

Он брал тонкие ломтики ветчины и не просто шлепал на квадратики вощеной бумаги, как всегда делал Джимми, а складывал каждый кусочек аккуратной гармошкой. Я следила за его пальцами, как загипнотизированная.

— Я вчера звонила Аннемари, — сказала я. — Наверное, завтра она уже придет в школу.

Колин кивнул:

— Отлично.

Было очень трудно представить, как он крадется с розой в руках и оставляет ее на коврике перед дверью, — но кто их знает, этих мальчишек.

— Кстати, — сказал он вдруг, — знаешь что? Надоели мне эти сырно-салатные сэндвичи! — Он виновато покосился на Джимми, который все еще разорялся по телефону насчет недостающих булок. — Как насчет пиццы?

Мы, как обычно, приготовили себе сэндвичи, завернули их, будто собирались пообедать ими в школе, — а потом побежали в пиццерию. Как ни глупо это звучит, мы чувствовали себя так, будто делаем что-то плохое. Запихивая в рот последние кусочки пиццы, мы помчались в школу. Под окном у Джимми мы пробежали согнувшись в три погибели, чтобы он нас не заметил. Вдобавок нам, как мама говорит, «смешинка в рот попала», и, добежав до школы, мы все еще хихикали, как дурачки, и не могли успокоиться.

В класс мы, похоже, не вошли, а влетели, потому что все оторвались от книжек и посмотрели на нас, а Джулия закатила глаза.

— Опять опоздали, — сказал мистер Томпкин.

Приступ смеха наконец-то прошел, и мы полезли в ранцы за своими книжками.

Я сидела, положив перед собой на парту открытую книгу, и думала о твоей записке, что лежала в кармане куртки: «Сегодня в три пополудни: ранец Колина». Первое из твоих «доказательств». Нужно заглянуть в ранец Колина, думала я, и найти то, что меня там ждет — или не ждет.

Ровно в три я подошла к шкафу и взяла свой ранец, собираясь идти домой. Ранец Колина висел через пару крючков от моего. Я слышала, как Колин болтает с Джеем Стрингером в дальнем конце класса, рядом с макетом Главной улицы. Джулия тоже стояла с ними и убеждала Джея, как будет классно, когда ее дурацкая летающая тарелка из фольги начнет летать над улицей туда-сюда на невидимой нити. Ее проект все еще не утвердили.

Я дотянулась до ранца Колина и осторожно открыла молнию. Внутри оказалась джинсовая папка, неряшливо набитая листочками и тетрадками, книжка в мягком переплете и несъеденный сэндвич с сыром; бумажка, в которую он был обернут, промокла и пахла маринованным огурцом. Ничего интересного.

Я пошарила по дну и нащупала колечко с ключами. А под ключами — какой-то непонятный комок, будто мусор вперемешку с прелыми листьями. Я слегка наклонила ранец к свету. Это был не мусор, а крошки. Хлебные крошки.

Я просунула руку между задней стенкой и папкой и вытащила две булочки Джимми. Это они раскрошились по всему ранцу. Колин, должно быть, стащил их из пакета, пока никто не видел.

Я разжала руку — булочки упали обратно в ранец Колина, — натянула куртку, кое-как набросила свой ранец на одно плечо и понеслась вниз, прыгая через две ступеньки. На школьном дворе, как всегда, было полно ребят, они толкались, смеялись, собирались в кучки и подолгу стояли и болтали, хотя была все такая же холодина, да еще и дождь начался. Я, как всегда, минутку повертела головой, высматривая Сэла. Но его не было. Я обмотала голову маминым шарфом и, повернув к северу, начала подниматься на холм, к дому Аннемари.

Это был просто бред какой-то. Не то, что Колин взял булочки, — такие выходки как раз в его духе. Непонятно было все остальное. Откуда кто-то мог узнать, что Колин возьмет булочки? И когда записка оказалась в кармане моей куртки? Мне не пришло в голову, что ты мог оставить ее тогда же, когда засунул первую записку в библиотечную книжку про беличью деревню. Я догадалась об этом гораздо, гораздо позже.

А главное, при чем тут я? Я перепрыгнула через лужу. До дома Аннемари оставалось всего несколько шагов. Почему все эти записки приходят мне? Если и вправду должно случиться что-то ужасное, почему именно мне предлагается этому помешать? Я ведь даже не понимаю толком, что я должна сделать! Написать письмо о том, что еще пока не произошло?