Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь

Неужто, думаю, я, бывший солдат, прошедший огонь и воду, и медные трубы, стану сектантом? Да лучше на белом свете не жить! Пужнул я этого «брата», пулей вылетел. А тут где-то через день опять у себя в доме застаю его. С женой душеспасительные речи ведет.

Жена Бедарева стояла на крыльце. Хозяин посмотрел на нее сердито и сказал:

— Рассказала бы, Авдотья, товарищу старшине, что он напевает тебе, этот баптистский агитатор?

Женщина сердито ответила:

— Почаще бы трезвый домой приезжал, так и не было бы никаких агитаторов. Не бросишь эту проклятую водку — поддамся уговорам баптистов. Может, и правда найду у них утешение и покой душе?..

Бедарев испуганно сказал:

— Ну, ну. Ты, Авдотья, шути, да в меру. О сыне не забывай.

— Сам бы не забывал. Венка стыдиться отца начал.

— Верно. Сам замечаю, — вздохнул Бедарев. — Брошу, Авдотья, пить. Не поздно еще человеком стать, правильное говорит Павлов.

Трудная семья, подумал Копытов. Надо присмотреть за Венкой особо. Он, кажется, у Ирины Владимировны учится. Послушав Бедарева, старшина почему-то отмел версию о том, что тот замешан в хищении леса. Однако расспросить сборщика о той ночи надо было обязательно.

Они ушли под навес. Сюда не проникало солнце, и сохранялась прохлада.

— Два дня назад учительница приводила к вам ночью лошадь. Вот я бы и хотел узнать, где вы были в это время, как попала лошадь к учительнице? — напрямик спросил Копытов. Бедарев пожал плечами. Он говорил невразумительно, ссылаясь на то, что ничего не помнит. Старшина понял одно: его напоил какой-то незнакомый мужчина. Бедарев проснулся на краю поселка в кустах около дороги. Что с ним было, куда подевался тот человек, куда запропастилась лошадь — он ничего не знает.

— Ну, а того щедрого мужчину, который вас поил за ваши красивые глазки, вы бы узнали сейчас? — с ехидцей спросил Копытов.

— Узнал бы, — кивнул Бедарев. — Поверьте, честно говорю. Копытов ушел ни с чем.

Профессор Кислых Щей заглянул в пятый «Б» и поманил к себе Ромку. Мальчишки быстро затерялись в толпе школьников. Славка Добычин сказал:

— Второй день замечаю, что за мной следят то Самсонов, то Звягинцев. Будто я какой преступник. Звягинцев даже в блокнот записал номер моего дома и квартиры, будто не бывал ни разу.

Профессор нерешительно подержал Ромку за пуговицу пиджака и виновато продолжал:

— Я понимаю, Рома, что беседа прошла неудачно. Ангина помешала, и вообще… Виноват, конечно. Вот я подумал и придумал такое, что эта ваша Аленка посмотрит и скажет: «В кого я верю? Так он же, этот бог, дуралей…»

— Ну да, что же ты такое придумал? — не поверил Ромка.

Профессор огляделся по сторонам и таинственно шепнул:

— Приходи ко мне. Только, чтобы Звягинцев не видел. Я сочиняю антирелигиозный сценарий. Понимаешь?

Ромка пока понимал мало. Но прийти пообещал. Может, в самом деле Профессор Кислых Щей придумал что-нибудь подходящее.

Ромка знал, что Славкина мать работает в клубе билетершей и Добычин проникает на репетиции драмкружка. Ходили слухи, что Профессор будто бы временно заменял заболевшего артиста, но на сцену его не выпустили. Одни говорили, что не выпустили из-за роста и возраста, другие спорили, что режиссер не нашел у Профессора таланта.

Когда спросили самого Добычина, он ответил:

— Я же увлекаюсь режиссурой.

На письменном столике, рябом от чернильных пятен, были разбросаны исписанные тетрадные листки. Профессор взял один из них и гордо сказал:

— Вот он, сценарий! Антирелигиозный. Понимаешь, Рома, на вашу девчонку надо влиять с помощью искусства.

Ромка не имел ничего против искусства. Автор, между тем, наморщил лоб и озабоченно спросил:

— Ты сможешь исполнить роль Иисуса Христа?

Ромка смутился:

— Какой из меня Иисус.

Автор не сдавался:

— Хорошо, Иисуса не сможешь — роль бога-отца бери. Будешь сидеть на облаке — и в дураках оставаться.

— Ну да, как же я на облако сяду? — усмехнулся Ромка. — Выдумываешь тоже. И чтобы в дураках. Он же бог. Самый главный.

Профессор присвистнул. Взял в руки толстую книгу с обтянутыми кожей корками и стукнул ею по столу.

— Вот она, Библия. У бабки вашего Васьки Фонарикова выпросил. Ты говоришь, бог — самый главный. Правильно. Так в библии пишут, что бог заранее все знает. Знать-то знает, да сам себя в дураках оставляет. В жертву за людские грехи бог приносит собственного сына Иисуса. А ведь выше бога никого нет. Так кому он приносит жертву? Самому себе?

— И вправду дуралей, — усмехнулся Ромка.

— А я о чем говорю?.. Ну, соглашайся на роль бога. А облако соорудим, у меня есть стекловата. Правда, на ней опасно сидеть…

— Ну нет, бога я играть не стану, — наотрез отказался Ромка.

— «Не стану», — передразнил Профессор. — На отрицательную роль актера днем с огнем не найдешь, а как напишешь положительную — сами упрашивают…

Профессор Добычин помолчал.

— Консультанта бы мне, — мечтательно сказал он.

— Какого консультанта?..

— По вопросам религии. Слабовато у меня со знаниями разных религиозных догм.

— Ну, знаешь ли… Может, к баптистскому главному вожаку обратишься?

— Не смейся, Ромка. Сценарий все равно допишу. А об остальном, чур, твоя забота.

Почти в каждом доме говорили, что завтра забойщики на неделю раньше срока выполнят месячное задание. Этим самым будет установлен новый рекорд шахты.

По местному радиоузлу подробно рассказывали о каждом забойщике, передавали для них и их семей хорошие песни.

Копытов заходил в партийный комитет и знал, что на шахте готовили торжественную встречу победителям.

В поселке ждали праздника. И он, этот праздник, касался почти каждой семьи, потому что судьба большинства жителей была связана с шахтой, от ее работы зависели и достаток, и радости.

Участковый инспектор уже знал о судьбе Аленки, попавшей под влияние религиозной тетки. Узнал он и то, что забойщик Алексей Чернов приходится девочке двоюродным братом. И старшина подумал, что надо было бы Чернову поэнергичнее взяться, так сказать, за атеистическую работу.

Потом ему пришла в голову мысль, что неплохо бы девчушке побыть на торжественной встрече горняков. Пусть увидит и поймет, что такое рабочий человек, как чествуют ее брата Алексея и его товарищей. Да и для всех шахтерских детей этот торжественный митинг будет лучшим классным часом. Он сохранится в памяти на всю жизнь. Еще бы — их дедов, отцов, братьев встречают под звуки оркестра!

Старшина достал из стола зеркальце, взглянул в него, разгладил усики. Вид у него будто бы нормальный. Рука поджила. Копытов поймал себя на мысли, что его тянет в школу, что ему очень хочется повидать Ирину Владимировну. Допустим, хочется, признался самому себе участковый и тут же слукавил: но если бы даже и не хотелось, даже если бы знал, что Ирина Владимировна не желает его видеть, все равно он обязан был бы пойти к ней, поговорить о судьбе Аленки… Но другой голос пристыдил Копытова: не обманывай себя, Егор; ты, понятно, пошел бы, но ведь сейчас-то ты не пойдешь, а полетишь.