Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь

— Ну, хорошо, Звягинцев, — сказала Павлова. — Мы не будем спрашивать, почему ты сбежал. Зато поклянись, что роль Иисуса Христоса не бросишь и теперь будешь вовремя приходить на съемки…

Павлик провел ладонью по горлу и вздохнул, однако, от роли не отказался. Правда, упрекнул Павлову в несовершенстве медицинского клея.

— Отстает? — поинтересовалась Галка.

Звягинцев махнул рукой. Ему не хотелось вдаваться в подробности. У себя в классе он отвел в сторону Ежика и спросил:

— Умеешь хранить тайну?

И, не ожидая ответа, сообщил:

— Я познакомился с одной киногруппой. Снимают антирелигиозный фильм. Неплохо бы им помочь. У них операторов не хватает.

Орлов сразу же согласился быть кинооператором. Потом Павлик беседовал с Профессором, и тот тоже дал согласие на любую роль или, на худой конец, на участие в массовках. Профессор обещал под большим секретом сагитировать еще нескольких мальчишек из класса, так как самому Звягинцеву этим заниматься неудобно.

Председатель совета отряда крепко пожал Профессору руку.

Старшине позвонил председатель шахтного комитета.

— Товарищ Копытов, может, найдете полчаса, забежите к нам?

Участковый направился на шахту.

Председатель шахткома вытащил из письменного стола письмо.

— Вот эта грамота и заставила меня побеспокоить вас, — сказал он и протянул лист старшине.

«Мы знаем, — писал неизвестный, — что баптист Алексей Чернов у вас ходит в передовиках. Его портреты печатают в газетах. Это что — баптистам слава? Значит, верующих прославляете? Стыдно, товарищи из шахткома. Разве это передовик пятилетки? Он же ворует казенный лес. Если не верите этому письму, то пусть милиция посмотрит, что это за доски у Чернова под забором? До поры до времени также припрятал ваш передовик баптист Чернов тес на острове Песчаном».

Старшина еще раз перечитал записку, и ему стало ясно, что на острове он дежурит напрасно, что настоящий вор там больше не появится.

— Поклеп на Чернова возводят, — сказал старшина.

Председатель обрадовался:

— И я так же думаю. Чернов у нас действительно на хорошем счету.

— Знаю, — кивнул Копытов. — Мне известно, что он не баптист, а бывший баптист. Разница огромная. И нас, кажется, запутывают специально, чтобы очернить хорошего человека. К похищенному лесоматериалу, спрятанному на острове, Чернов никакого отношения не имеет. А вот под забором я у него не видел досок. Загляну-ка к нему.

— А вы молодец! — весело сказал председатель.

— Какой уж там молодец — в трех соснах запутался, — горько признался старшина и попросил анонимку. — Есть у меня одна мысль. Надо проверить.

Председатель охотно протянул письмо:

— Берите. Обратного адреса нет, отвечать некому.

Копытов остановился в дверях и сказал:

— А вы о Чернове плохо не думайте…

Прямо из шахткома он направился на лесосклад. Копытов начал осматривать территорию склада, огороженную высоким забором из горбылей. Все было сделано добротно и надежно. Он стал обходить забор склада со стороны реки, и его внимание привлекла небольшая щель. Участковый просунул в нее руку и потянул доску на себя. Большой ржавый гвоздь, которым плаха была прибита к поперечине, скрипнул и пополз из гнезда. Следующая доска тоже легко отрывалась.

Старшина прошел к воротам. В маленькой будочке сидел сторож. Увидев милиционера, он вышел и поздоровался. Копытов спросил:

— Начальство-то у себя?

— Куды ему? Сидить пишеть, — ответил сторож.

Старшина остановился:

— Ну, а у вас как служба?

— Мы службу знаем. Справляем как надо, — охотно вступил в разговор сторож.

То-то справляешь, подумал старшина, бросая взгляд на штабеля бревен и плах, — от ворот не отходишь.

Заведующий лесоскладом, бритый толстяк, встретил милиционера настороженно. Еще не узнав, с какой целью пришел к нему старшина, сказал:

— Меры принимаем, товарищ. Дело на кладовщицу думаем передать в суд.

Копытов растерянно пожал плечами и признался:

— Ну, и огорошили вы меня, товарищ Кузькин. Что случилось-то?

Тот в свою очередь тоже удивился. Разве старшина не в курсе дела? Тогда какими ветрами принесло его на лесосклад?

Старшина снял фуражку, повесил на вешалку, прошел к приставному столику.

— Что случилось-то? — повторил вопрос Копытов.

Кузькин сел в глубокое кресло и включил вентилятор.

— В общем, дело не стоит серьезного внимания. Есть у нас такая Анна Ивановна. Хитрющая, скажу я вам, женщина. Много лет работаем вместе, а понял ее только на днях. Так вот, эта Анна Ивановна лесоматериалы сбывала, какими-то путями переправляла своему племянничку, некоему Чернову. Ну-с, потом почуяла, что пахнет порохом, — и в милицию. К вам же, товарищ старшина, ходила?

— Было дело, — сказал Копытов.

Кузькин оживился, вытер бритую голову платком.

— Вот-вот, — довольно закивал он. — Значит, просигнализировала. Я, мол, ни при чем, что лес пропадает. Но я-то воробей стреляный…

Самодовольство Кузькина было неприятным. Копытов подумал, что он и сам иногда при приеме посетителей бывает не лучше этого толстяка.

— Действительно, воробей еще тот, — вздохнул старшина. — Значит, в суд?

— Дурную траву — с поля вон! Так, кажется, говорят? Вы же меня первый осудите, если с преступниками нянькаться стану.

Копытов вспомнил своего приятеля, дядю Васю, уже ушедшего на пенсию. Всю жизнь дядя Вася прослужил в милиции в звании старшины. Два раза в него стреляли, но дядя Вася, подлечившись, снова возвращался на свой пост.

Копытов недавно был у него в гостях. Тот выставил на стол солений и варений, а за рюмкой доброй наливки говорил:

— Ты, Гошенька, еще молодой, ищешь в милиции острых ощущений. Я ведь тоже прошел через это. Спору нет, всяко у нас бывает: и бандиты есть, и воришки, и хулиганишки. Воевать с ними приходится. А когда воюют, то обе стороны урон имеют. Нам надо только похитрее бандита быть, вовремя схватить его, обезопасить. Но не это главное, Гошенька, в нашей милицейской работе. Власть нам дана большая — злоупотреблять этой властью не надо. Хорошего человека опасайся обидеть, возвести на него напраслину. В плохом — хорошее увидь и этому плохому дай понять: не так уж он и плох. Сложное это дело — быть милиционером. Это психологическое дело, Егор…

Копытов понимал, что все, о чем говорил дядя Вася, на официальном языке называется двумя словами — профилактическая работа, и эти слова, казалось ему, больше подходили не для милиции, а, скажем, для медиков. Но вот сейчас, впервые встретившись со многими неясностями, когда он может и должен сыграть не последнюю скрипку не только в судьбе одного человека, но и, наверное, в жизни нескольких человек, сейчас старшина почувствовал правильность слов старого милиционера дядя Васи, свою особую ответственность.