Виктор Голявкин - Этот мальчик

Ужасно интересно получается: когда мы с ребятами разговариваем, учитель совершенно ничего не понимает, потому что он прозвищ наших не знает. Учителей мы тоже прозвищами называем, между собой, конечно.

У моей мамы нет прозвища, я зову её просто мама. Не хочется звать её по-другому. Когда мама дома, я стараюсь, чтобы она меня похвалила.

Один раз я нарядился в отцовский пиджак и стал нарочно кривляться, чтобы её рассмешить. А мама рассердилась, что я весь отцовский пиджак извалял.

Однажды мама с бабушкой пили чай, мне опять хотелось их посмешить. Я думал, думал и придумал:

— Хотите загадку отгадать?

— Давай загадывай, — говорит мама.

— Кто всё знает, всё умеет делать?

— Учёный человек, — говорит бабушка. А мама молчит.

— Нет, — говорю я.

— А кто же? — говорит мама.

— Учёный человек, — говорю я.

— Я же так и говорила, — сказала бабушка.

— А это не тот учёный человек, о котором ты говорила, а другой учёный, о котором я думал.

— Почему он так говорит? Непонятно, — говорит мама.

Непонятно? Неужели не видят, какой я весёлый человек? Мне было так смешно, целый вечер смеялся. А они не смеялись.

Мама говорит:

— Смотрю я на тебя, Славик, ты мой сын, я тебя люблю, и мне хочется тебя за что-нибудь похвалить. Но увы… Пока совершенно не за что. И чему вас только в школе учат.

И всё-то ей не нравится. А я так старался. Мне стало не до смеха.

А мама говорит:

— Ты, Славик, хоть бы книжек больше читал. Видишь, их у тебя сколько. Ты любишь книги? — спрашивает.

— Люблю, конечно, — говорю.

— Какие книги тебе больше нравятся?

— Те, в которых можно картинки вырезать, — говорю.

— Зачем же картинки вырезать? — говорит мама.

— А помнишь, это было давно, мы с тобой сидели, читали, вырезали картинки и наклеивали их в альбом? — Мне запомнились не книжки и картинки, а что мама была со мной. Теперь этого не бывает.

— Помню, — говорит мама, — мы с тобой собак разных тогда изучали. Их и вырезали. Но это было давно. Ты теперь большой, теперь уж ни к чему книги портить. И собака у нас есть живая. Ты ведь любишь животных?

— Я только нашу Пташку люблю. А тех, которые по улицам бегают, мы с ребятами палками гоняем.

— Как можно! — говорит мама.

— А ребята говорят: «Зачем мне чужая взрослая собака, я лучше куплю свою маленькую и буду с ней гулять».

— Жалко собак, — говорит мама. — Эх, Славик, Славик, что же нам с тобой делать…

Не знаю, что делать. Вот вчера мы одному мальчишке дали прозвище «Собака». Он от нечего делать целый день говорил «Ав, ав» и бегал за нами, как собака. Мы вообще целыми днями дразнимся. Васька на меня обиделся, сказал, что он мне прозвище придумает. Как бы и вправду чего не выдумал. Он быстро придумывать не умеет. Но всё же опасность некоторая есть.

И всё-таки он кое-что придумал. Он ужасно старался придумать. И вот во сне ему приснилось слово «фофанофофанот». Он говорит, может, это два слова: «фофано-фофанот». Но он точно не знает. Он не знает, что это значит. Я тоже не знаю. Но оно всё время прыгает в голове: фофано-фофанот, фофано-фофанот…

Когда учитель Пал Палыч объяснял урок, он подошёл к Ваське и говорит:

— Повтори.

— Фофано-фофанот, — нечаянно сказал Васька.

Я тоже сказал:

— Фофано-фофанот.

— Что это значит? — возмутился Пал Палыч.

— Фофано-фофанот, — сказали мы с Васькой хором.

— Фофано-фофанот? Пре-кра-тить! — сказал учитель. — Знаете ли в конце концов, что значат эти слова?

— Не знаю, — сказал Васька.

— И я не знаю, — сказал я.

— Кто же тогда знает? — говорит учитель.

— И я тоже не знаю, — говорю я.

— А тебя не спрашивают, — говорит мне Пал Палыч.

Я встал и сказал:

— Если бы я знал, то сразу бы сказал.

— Садись, садись, надо же знать, что говоришь. Вы меня удивляете. Не говоря уже о том, что вы говорите это не к месту, не вовремя и ни к чему…

— Он первый начал, — сказал я, — а я за ним.

— Зачем же ты за ним повторяешь?

— Интересно, — говорю.

— Интересно? Но что же здесь интересного? Я просто выхожу из терпения. Я хочу выяснить, знаешь ли ты смысл этих слов?

— Фофано-фофанот… — объясняю я, — ну это просто фофано-фофанот.

— Но откуда тебе в голову пришли эти слова? — говорит Пал Палыч.

— Они вон ему пришли, — сказал я про Ваську.

— А ты повторяешь за ним, не вдумываясь в смысл? Впрочем, ты всегда за ним повторяешь.

— Повторял, — говорю. — И вы ведь тоже повторяли.

— Я? Да вы что? Ну, знаете… — растерялся Пал Палыч.

— А я думал, что вы тоже включились, и вас поддержал.

— Я включился? А ты меня поддержал? Какая чушь. Фофано-фофанот. Никто из вас, ребята, не знает, что означают эти слова? — обратился он к классу.

— Не знаем, — хором ответил класс.

— Тогда продолжим урок. — Пал Палыч написал на доске упражнение: «Сев — сеять, занятие — заниматься, потеря — потерять, фофано-фофанот…» — Простите, — говорит он и стирает два последних слова.

Вася поднимает руку.

— Что тебе? — спрашивает учитель.

— Вы стёрли, а я уже написал.

— Ишь какой быстрый и старательный, — говорит Пал Палыч, — не ожидал от тебя такой прыти.

— Мне тоже стереть? — говорит Вася.

— Я вам сто раз говорил: в тетрадях лучше не стирать, не разводить грязи. Поняли?

— Поняли, — отвечает класс.

Вася смотрит в свою тетрадь. Он ничего не понял.

— Но я же написал «фофано-фофанот»?

— Вот что, — говорит учитель, — выйди-ка ты из класса и до звонка подожди меня за дверью.

— А я? — говорю я.

— И ты, — говорит Пал Палыч.

Мы и ушли.

Сначала мы сели на школьную лестницу. Но тут услышали чьи-то шаги. Мы вышли из школы и сели на нашу лестницу.

Вася был мрачный, а я не очень.

— Это всё из-за тебя, — говорит и вздыхает.

— Вот сейчас кто-нибудь пройдёт из знакомых или соседей, и я попадусь. Это ведь моя лестница, меня здесь все знают, а тебе хоть бы что. Пошли лучше сядем на чужую лестницу.

Пошли сели на чужую.

Вася всё равно вздыхает.

— Не горюй, — говорю, — давай я тебя на лифте покатаю.

Покатались на лифте, снова сидим. Неприятно как-то сидеть. Другие в школе сидят, а мы… Мне тоже не по себе стало и на Ваську зло взяло:

— Почему ты говоришь, из-за меня нас выгнали? А кто мне прозвище нелепое придумал?

— Всё равно это ты виноват.

— Спроси кого хочешь, и всякий тебе скажет, что виноват именно ты.

— У кого это я здесь спрашивать должен?

— Да хоть вот позвони в любую квартиру, и любой тебе скажет.

— Ну уж нет, ещё чего, хватит с меня. Сам звони, если тебе нужно, говорит Вася.

— Позвоню, — говорю, — и узнаешь: ты виноват. Взрослые тебе скажут. Они всё знают.