Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок

— И я хочу.

Рядом с Сашей стояла Леля. Слезы на глазах ее уже высохли.

— Иди домой, — сказала Саша, — и возьми лопатку. У тебя есть маленькая лопатка?

— Есть маленькая лопатка.

Леля со всех ног кинулась к своему подъезду.

…Саша не могла надивиться: это просто какое-то чудо! Иначе не назовешь. Столько дней у всех на виду лежали эти кучи земли, под ногами мешались, и никто, решительно никто не обращал на них внимания. А сейчас чуть не дерутся из-за лопат. Все хотят работать. Сережка уже давно забыл о своем стекле и долбит ломом кучи — то у Саши, то у Веры. Помогает. Чтобы землю им было легче на лопаты подхватывать. Невдалеке и Женя трудится. Она не сразу принялась за работу. Сначала все смотрела, раздумывала. И лишь потом, когда тетя Эмма с улыбкой сказала ей: «Бери, бери лопату, не стесняйся, тебе особенно полезно поработать», Женя взялась за дело. А Саше тетя Эмма подмигнула веселым карим глазом и шепнула:

— Умница! Такое хорошее дело придумала!

И Вадик работал. Лопатка у него была детская, жестяная, но трудился он на совесть. Даже бусинки пота выступили на высоком лбу.

Шура тоже спустилась во двор. Подошла к Саше:

— Дай я покопаю. Отдохни.

Саша с удовольствием отдала ей лопату. Она и в самом деле устала, и приятно было, что Шура, кажется, совсем перестала чуждаться ее. И не только ее. Раньше и к ребятам не подходила, словно боялась их. Все стороной старалась прошмыгнуть да побыстрей.

Работа двигалась. Только и слышно было, как звенят и шаркают по асфальту лопаты. С пяток куч уже окончательно переселились на газоны, а другие так похудели, что и кучами их назвать было смешно.

И как раз в это время появился на своем пропыленном велосипеде Витька Черенок.

— Привет, хлопцы! Вот это поработали! — проезжая мимо ребят, похвалил он. Руль Черенок молодецки держал одной рукой, а другой приветственно помахивал в воздухе. — Хорошую расчистили мне дорогу!

— Ты, путешественник, лучше слезай поскорей, — заметила Саша, — да бери лопату. А то на твою долю ничего не останется.

— Думаешь, плакать буду! — Черенок, показав редкие зубы, рассмеялся. — Как-нибудь переживу. Верно, Сереж?

Сережка воткнул лом в землю, вытер рукавом мокрые волосы.

— Будет тебе, хватит, — не слезая с машины, посочувствовал Витька. — Вон как пропотел. Идем ко мне.

— А он не пойдет с тобой! — с вызовом сказала Вера. — Он мне помогает!

— Сиди уж! — покривился Витька. — Помогает! Раба себе нашла!.. Идем, Сереж, вещь одну покажу.

И тогда Саша, будто огнем, резанула Витьку взглядом:

— Черенок! Если сам не хочешь работать, зачем других сбиваешь?

Витька на секунду осекся. Но лишь на секунду. Обняв свободной рукой Сережку за плечи, крутнул педаль.

— Да ну их… эксплуататоров! Идем, Серега, не пожалеешь.

И Сережка подчинился. Зашагал рядом. У подъезда Витька лихо соскочил с велосипеда, толкнул его вверх по ступенькам, и ребята скрылись в темном провале двери.

— Вредный Витька, — сказала Шура. — Вы когда убежали на луг, то он все ваши рисунки нарочно портил. Проедет по луже и черкает, черкает. А больше всех твой, Саша, рисунок портил, где ты человека с ящиком нарисовала и собаку.

В тот день, когда ребята убрали с дороги землю, все делалось словно по заказу. Не успели они налюбоваться чистой асфальтовой дорогой (по такому случаю даже подмели ее), явились две работницы с мешком и граблями. Мешок, хотя и большим выглядел, но был не тяжелый. Женщина без труда несла его на плече, будто две подушки в мешке лежали. Только это были никакие не подушки, а семена, из которых трава должна потом вырасти.

Одна работница горстями рассыпала семена по газону, а вторая тут же водила по земле железными граблями, чтоб семена поглубже ушли в землю, где им прорастать легче, потому что влаги там больше.

Это тетя Эмма так объяснила. Но Саша и сама бы, наверное, про все догадалась. Ясно ведь: если семечко будет лежать сверху, то оно сухим останется. И дождь его намочит, так все равно ветерком обдует, и оно опять сухое. А без воды сколько бы семечко ни лежало, никогда не прорастет.

— Теперь бы хорошего дождичка, — поглядев на небо, сказала тетя Эмма. — Бюро прогнозов обещало кратковременные осадки.

Когда тетя Эмма глядела на небо, оно совсем чистое было. А ближе к вечеру, как и предсказывали синоптики, стали собираться тучи, и еще немного погодя на асфальт шлепнулись первые крупные капли. Через минуту вся дорога блестела, как река. Дождь припустил такой сильный, что по стеклу лили сплошные струи, и дом на противоположной стороне двора весь колебался, как живой, как изображение на экране плохо отрегулированного телевизора.

Саша открыла балконную дверь и поразилась: земля во дворе, утратившая было свою яркость, снова лежала внизу черная, как уголь.

«Вот семена-то как сейчас радуются!» — счастливо подумала Саша.

Дождь шел весь вечер. Под шум дождя Саша и заснула.

А утром открыла она глаза — во все окно синело небо. Зеленый склон, далекие домишки, по крыши утопающие в яблоневых садах, высокие кубики заметно подросших домов, школа — все было залито солнцем. Уж не сон ли вчерашний буйный вечерний дождь?

Саша побежала в большую комнату — посмотреть на двор. Нет, не сон. Черная, влажная земля будто говорила: «Я напилась. Я хорошо напилась!»

Все радовало и волновало Сашу. Она вышла во двор, не поленилась откопать семечко, вчера только брошенное в землю. Ну, конечно, не напрасно лил дождь: набухло семечко, потяжелело. Скоро тонким червячком вылезет из него росток.

Саша нагнулась, положила семечко на место, завалила влажным комочком земли.

— Расти, маленькое, — прошептала она.

Днем Саша несколько раз выходила на балкон. Ей доставляло удовольствие смотреть на черный прямоугольник газона, в котором (она словно чувствовала это) в тысячах пробудившихся семечек начинает шевелиться и жить будущее зеленое море. Неожиданно она заметила на газоне окурок, и Саше сделалось обидно, что у кого-то не дрогнула рука бросить окурок на такой нарядный, красивый, свежий газон. Она успокоилась лишь после того, как сошла вниз и палкой, чтобы не наступать на землю, достала окурок.

Но вечером на том же месте уже валялось два новых окурка. И тут Саша заметила жильца из третьего подъезда. Он стоял на балконе второго этажа и, опершись о перила, курил папиросу.

«Неужели это он? Неужели бросит?» — Саша смотрела на курившего с такой неприязнью, что если бы тот поднял голову и увидел сердитое лицо девочки, то, наверное, очень удивился бы. Но жилец на Сашу не посмотрел. Он докурил папиросу и преспокойно, словно в урну, бросил на газон окурок.

Саше хотелось крикнуть ему: зачем так делаете? Но не могла же она и в самом деле крикнуть.