Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок

Это было хорошее место для игры в мяч. Очень хорошее. И главное, недалеко от дома. Всего четыреста восемьдесят шагов, как подсчитал Костя. Это в сторону леса, где кончались дома, за неглубоким оврагом, на дне которого журчал чистый и прохладный ручей.

Лужок, облюбованный ребятами, был невелик: если в двое ворот играть, то места не хватит. А в одни ворота — красота! Лучшей площадки не придумаешь. Левая штанга — молодая березка, правая — старая. Высокая-превысокая. И толстая. Ни Эдик, ни Костя не могли ее обхватить.

— Лет пятьдесят будет, — задрав вверх голову, с уважением сказал Костя.

— Много ты знаешь! — возразил Эдик. — Не меньше ста. — И похлопал по тусклой, изрезанной глубокими морщинами коре. — Эта бабушка крепостное право застала.

Костя согласился: пусть будет сто. Так даже лучше.

На зеленой лужайке росли одуванчики, ромашки, на тонких шеях склонили свои головки нежные колокольчики. И всюду звенели кузнечики. Их было много — то и дело выстреливали из-под ног, разлетались в разные стороны.

Замечательное место! И не только Эдику с Костей пришлось оно по душе. На лужайке они застали какого-то дядьку. Он лежал на спине, грыз травинку и смотрел в небо. Он не мешал им. Его почти не было видно в траве.

В первые минуты человек, кажется, не обращал на ребят никакого внимания. А потом их громкие голоса, похоже, вывели его из задумчивости. Подперев рукой голову, он стал наблюдать за игрой. Но время от времени снова принимался кусать травинку и тогда смотрел куда-то вдаль, мимо ребят.

А они не обращали внимания на дядьку. Лежит себе человек и лежит. Отдыхает. Чего тут особенного? Если бы Эдик и Костя знали, что будет наперед, они бы, конечно, как следует рассмотрели его, все бы приметили. Однако ребята ничего знать не могли и продолжали с увлечением забивать друг другу голы. По очереди били, по десять раз. Эдик стоит между березами — Костя бьет. Затем Костя защищает ворота, а уж Эдик изо всех сил старается — в девятку целит.

До дядьки ли было ребятам!

Всего только раз Костя более внимательно посмотрел на него. Это когда мяч случайно укатился прямо к дядьке. Костя побежал туда, а человек, привстав на колено и уже собираясь бросить мяч, неожиданно спросил:

— Тебе сколько лет?

— Четырнадцатый, — ответил Костя.

— Так, так… — задумчиво проговорил дядька и вроде бы вздохнул. — Ну, держи. — И легонько бросил мяч Косте.

А Косте и невдомек — чего это незнакомый дядька поинтересовался его годами. Все же невольно про себя Костя отметил: силен дядька. Плечищи — во, чуть рубаха не трещит, а на лбу — шрам, возле виска.

Но некогда было рассматривать. Эдик как раз крикнул:

— Тебе три удара осталось! 17:12 в мою пользу!

Костя и побежал ставить мяч на отметку. Надо догонять. Пять голов — не шутка!

Через час, уставшие и пропотевшие, ребята отправились домой. Костя так и не смог догнать своего друга. Эдик победил с запасом в девять голов. У него и удар был сильней, и в воротах он стоял лучше.

А человек остался на полянке. Все лежал на прогретой солнцем земле, среди одуванчиков и ромашек, среди бесконечного стрекота кузнечиков.

Уходя, они даже не посмотрели на него. Конечно, если бы они знали…

После такой тренировки — самое лучшее пойти окунуться. Но разве это возможно? Жара — Ленька со своей компанией наверняка торчит на речке… И друзьям ничего другого не оставалось, как лезть под железный бак. Это домашний душ. Укреплен бак над кабиной, сбитой из досок. Такие кабины на пляжах стоят. Те, на пляжах, — среди золотого песка, а эта примостилась между курятником и старой, высохшей яблоней. Доски, когда-то выкрашенные зеленой краской, облезли, потемнели от времени и дождей. Из бака, по резиновому шлангу, льется водичка. Вот и все удовольствие. Конечно, с речкой не сравнить. Ни поплавать, ни понырять. Но что поделаешь? Вчера вот тоже пришлось стоять под этим ржавым баком и смывать речной песок. Из-за проклятого Леньки даже обмыться не успели.

Вчера, сегодня… Сколько так может продолжаться? Называется, приехали на дачу! Отдыхать!

Больше Эдик сердился. Он стоял под струей и морщился:

— Будто чай, теплая. И вонючая какая-то…

Да только вдруг и такой не стало. Утончилась струйка, покапало сверху, и все. Оказывается, помылись вчера, а бак наполнить не догадались.

Пока Костя бегал к колонке, Эдик растирал на груди высохшую мыльную пену и все раздумывал — как быть с Ленькой? Отдавать фонарик уже не хотелось из принципа. А все время скрываться и бегать от его ребят — тоже обидно и глупо.

Костя принес воды. Он залез с ведром на лестницу, чтобы наполнить бак. Сверху хорошо был виден Эдик. Темные потеки из мыла и грязи на плечах друга рассмешили его.

— Весело, да? — сверкнул Эдик черными глазами.

— А что, посмеяться нельзя?

— Нечему! — отрезал Эдик. — Драться буду с Ленькой.

— Драться? — переспросил Костя, и рука его, державшая ведро, опустилась. — Да ведь отлупят.

— Ну, отлупят, — согласился Эдик. — А что делать? Другого выхода нет.

— Да-а, — пожевав губами, проговорил Костя, — фонарик отдавать нельзя. Почти пять рублей…

— Не в деньгах дело. В принципе.

— И в принципе, конечно… — Костя вздохнул и стал выливать в бак воду.

Из шланга вновь потекла струйка. Теперь уже холодная, бодрящая. Эдик смыл с плеч мыло, освежил лицо.

— Сегодня пойдем на речку. Если опять пристанет, будем драться. Ты как? — ощупывая на руке свои мускулы, спросил Эдик.

— Так пообедать сначала надо. — Костя потер нос и нерешительно добавил: — Еще собирался письмо матери написать.

— Письмо потом успеешь…

Но все же и сам Эдик, как видно, не очень спешил испробовать свои кулаки. После обеда они и в шашки поиграли, и Костя написал матери письмо. И почему-то длинное на этот раз получилось. Первое письмо и странички не заняло, а тут целых два листа исписал — четыре страницы. Даже о том сообщил, что сегодня забил Эдику столько-то голов и пропустил столько-то. Будто маму это должно очень интересовать!

А потом они пошли на станцию. Надо же отправить письмо! Правда, недалеко за углом висит синий почтовый ящик, но ведь всем известно, что с железнодорожных станций письма уходят быстрей.

На речку собрались лишь в седьмом часу. И правильно! Самая хорошая вода — именно к вечеру. Это тоже каждому известно.

Только многие купальщики почему-то забыли об этом — народу на речке оставалось совсем немного. И Леньки с его компанией нигде не было видно.

Эдик и Костя не спеша, с удовольствием искупались, даже повалялись на песке. Но долго лежать уже не хотелось. Песок остывал; большое красноватое солнце повисло над горизонтом; тени от их фигур вытянулись к самой воде, словно телеграфные столбы.