Вера Ферра-Микура - Двенадцать человек - не дюжина

— Значит, ты придёшь, — сказала Нелли. — Только не забудь адрес: улица Небоскрёбов, дом двадцать. Дом ты сразу узнаешь — он маленький и очень старый, словно карлик среди великанов.

— Чудеса! — удивилась Марианна. — Разве там есть маленькие старые дома?

— Кроме нашего, ни одного! — с гордостью ответила Нелли. — Наш дом находится под охраной государства как памятник старины.

— Чудеса! — опять сказала Марианна.

— Честное-пречестное слово! — сказала Нелли.

— Как памятник старины?

— Честное-пречестное слово!

— Нет, нет, хватит и честного!

Марианна опять взглянула на небо и покачалась на каблуках.

Ей хотелось узнать про этот дом побольше, но Нелли уже прощалась, всё повторяя:

— Значит, сразу после обеда. Точно, да? Ну, привет!

Она повернулась и, помахав рукой, вприпрыжку помчалась по переулку.

— Нелли, Нелли!.. — крикнула Марианна ей вдогонку.

— Не забудь адрес!

И в следующее мгновение Нелли исчезла за поворотом.

Марианна осталась одна в длинном Морском переулке, среди серых домом. Ей было немного досадно, что Нелли вдруг просто так взяла да и ускакала.

Она прислонила портфель к стене дома и, подтягивая носки, пробормотала: «Петрушка!» Не то чтобы она всерьёз рассердилась, но ведь «петрушка» было самое модное слово у них в классе.

Когда Марианна выпрямилась, мимо неё как раз проходила какая-то женщина, толкая перед собой белую детскую коляску. Младенец в коляске громко заорал: «Уа-уа-уа!»

И тут Марианна вдруг вспомнила, что она обещала вернуться домой к половине первого.

Никто в классе и не подозревал, о чём всё думала Марианна. Даже Рози, её соседка по парте, ни о чём не догадывалась.

До сегодняшнего дня Марианна не поделилась своими мыслями ни с одним человеком. Может быть, потому, что боялась, как бы её не высмеяли. И чем дольше она молчала, тем труднее ей было заговорить.

Она всё шла по Морскому переулку, глубоко вздыхая через каждые пять шагов. Конечно, примерно через каждые пять.

Теперь она уже не могла беззаботно напевать, размахивая портфелем. На неё вдруг нахлынули мысли о доме, о будущем, о том, что её теперь ждёт. И уйти от них было некуда.

В её жизни скоро наступят большие перемены.

Да и сейчас уже многое изменилось.

Марианна мрачно смотрела вперёд сквозь упавшие ей на глаза волосы. Она сделала слабую попытку сдуть их со лба, но они не сдувались.

«Космы! — подумала Марианна. — Завтра же куплю заколки. Ах нет, завтра ведь воскресенье. Послезавтра. Сразу целую дюжину!»

Целую дюжину!

«Двенадцать человек — не дюжина! — вспомнились ей слова Нелли. — Уж очень она обидчивая! Разве я что плохое сказать хотела?»

И тут же мысли Марианны снова вернулись к предстоящим переменам в её жизни.

Её мама раньше всегда вязала свитеры, шапки и пёстрые варежки только для одной Марианны. А теперь — вот уже больше месяца — она всё вяжет ползунки, кофточки и чепчики из мягкой голубой шерсти. Не для Марианны. Для ребёнка, который появится на свет через несколько дней.

Через несколько дней — самое позднее через неделю — Марианна уже не будет единственной дочкой у своих родителей.

И конечно, она уже не будет занимать в их жизни такое место.

Это ясно как дважды два.

Этого ребёнка ещё даже и на свете-то нет, а они уже говорят о нём при каждом удобном случае. Вот и вчера всё обсуждали, какую кроватку ему покупать — жёлтую или белую. И в какой угол её лучше поставить. А ещё собирались отдать в химчистку большого плюшевого медведя, с которым Марианна давно уже не играет. Ясное дело, не для Марианны, а для этого их малыша.

Честно говоря, Марианна про этого медведя давно и думать забыла. Но уж очень ей было жалко саму себя. Просто дурно от жалости. Будто она съела полкило слив вместе с косточками.

К половине первого она должна быть дома. И всё только из-за того, что сразу после обеда мама поведёт её к фрау Кульм.

«Нам надо нанести визит фрау Кульм, — сказала мама за завтраком. — А заодно отнесём туда твою ночную рубашку, и вторую пару домашних туфель, и ещё кое-какие мелочи, чтобы потом, когда придёт время, об этом уже не думать. Захватишь с собой зубную щётку и переселишься».

О переселении к фрау Кульм и подумать-то было страшно!

Марианна перестала вздыхать. Она шагала теперь быстрее и уверенней. Она так топала по булыжнику, что шаги прямо отдавались у неё в голове.

От этого ей стало немного легче.

Но ведь нельзя же всё время топать — прохожие оборачиваются. Марианне не хотелось обращать на себя внимание. И она опять пошла как все люди. Ну а уж что она зубами скрипит, этого всё равно никто не услышит.

Фрау Кульм иногда приносила Марианниной маме в починку постельное бельё. И в последний раз она сама ей сказала:

«Не ломайте над этим голову, фрау Шпиндель! Неделя, которую вы пробудете в больнице, пройдёт быстро. А Марианна может на эти дни переселиться ко мне. Уж не сомневайтесь, у меня девочке будет хорошо во всех отношениях. А муж ваш только обрадуется, что ему придётся заботиться лишь о самом себе. Мужчины ведь так неумелы в хозяйственных делах, а Марианна ещё совсем беспомощное существо!»

Беспомощное существо!

Что, собственно, вообразила эта фрау Кульм? Откуда она взяла, что Марианна — беспомощное существо? И вообще — «существо»!

«У неё что ни слово, то враньё», — думала Марианна.

И всем она успела наболтать, что Марианнина мама умоляла её позаботиться о Марианне, пока она будет в роддоме. И в молочной, и в пекарне наболтала, и в ателье, где занавески шьют… Даже электромонтёру сообщила и соседкам в парке на лавочке. «Умоляла меня позаботиться!» Враньё, враньё, враньё!

Марианна изо всех сил наподдала ногой по осколку кирпича.

Ничего её мама не умоляла! Никогда бы в жизни умолять не стала!

И она опять наподдала ногой по осколку. На этот раз кирпич угодил в канаву.

«Никогда в жизни! — думала Марианна. — А папа ведь ещё раньше сказал: „Знаешь, как мы сделаем? Я приду с работы и приготовлю обед. А ты вымоешь посуду. А кровати будем стелить вместе. А цветы поливать по очереди. И если у нас в эту неделю, как нарочно, не оборвутся все пуговицы, то мы отлично справимся. Ещё перед сном в домино сыграем!“»

Но мама очень боялась обидеть фрау Кульм. А вдруг та сочтёт это грубой неблагодарностью?

И ещё она боялась за Марианну: как же она будет одна в квартире, когда придёт из школы? Целых семь дней!