Генрих Книжник - Петька

— Гад! — сказал Борька. — Как теперь слезать?

— Посидим, — сказал Петька. — Дядька Василий придёт, лестницу поставит.

— Ага, — сказал Борька, — а если мать позовёт?

— Пить хочу, — пискнула Нинка. — Водички хочу холодненькой…

И Петьке сразу захотелось пить. Перед глазами возникло ведро с водой из колодца: мокрое, прохладное, с кружащейся в нём соринкой. В окно как раз был виден колодец. Из лужицы возле него, вздрагивая и озираясь, пила кошка. Петька не мог оторвать от неё глаз. Вот она напилась, облизнулась и пошла к забору. И Петька почувствовал, что ненавидит её всей душой. «Этого ещё не хватало, — подумал он, — кошка-то чем виновата?»

— Осаждённым в крепости всегда приходится терпеть разные мучения, — неуверенно сказал он.

— Борька! Домой. Мне пора!.. — донеслось вдруг с Борькиного двора.

— Слезать надо, — сказал Борька.

— Верёвки здесь нет? Можно было бы по ней слезть, — сказала Нинка.

— Ты умеешь? — спросил Борька.

— Не-а. Вы с Петей сначала меня спустите, а потом сами слезете.

— Ишь ты, какая ловкая! Нашлась принцесса.

— Я женщина, и вы должны меня спасать первую.

— Это когда тонут, а мы не на море.

— Всё равно, — вступил в разговор Петька. — Женщин и детей всегда полагается спасать первыми. А она женщина и моложе нас.

— Всё равно верёвки-то нет, — ответил Борька.

— Можно одежду разорвать на ленты и связать, вот и получится верёвка. Узники из заключения всегда так убегают, я читал.

— Во-во, — согласился Борька, — с твоих штанов и начнём.

— Надо было Витьку камнем треснуть, а лестницу не трогать, — сказала Нинка.

И вдруг Петьку осенило.

— Не надо никакой верёвки, — сказал он. — По жерди спустимся. Её как раз до земли хватит. Мы по ней съедем, как пожарные или три мушкетёра. Я по телику видел.

Пыхтя и оступаясь, они спустили тяжёлую жердь вниз и прочно упёрли развилкой в землю, чтобы не сдвинулась, не заскользила, когда по ней будут спускаться.

— Женщину первую? — спросил Борька.

— Фигушки! — ответила Нинка.

— Давай ты первый, Борька, — сказал Петька. — Тебе нужнее всех.

Борька крепко взялся за жердь двумя руками, медленно перенёс через порог сначала одну ногу, потом другую и повис. Лицо его потемнело от напряжения. Петька и Нинка затаили дыхание. Потом он обхватил жердь ногами и медленно съехал вниз, выпрямляя руки, быстро перехватил жердь руками и съехал пониже. Потом ещё раз, ещё. Всё быстрее и увереннее спускался Борька. Где-то на середине он задержался, поёрзал всем телом и снова поехал вниз.

— Ты чего? — спросил Петька.

— Сучок, — ответил Борька и спрыгнул на землю. — Всё. Теперь ты.

Петька глянул вниз: похоже, что земля стала дальше, с тех пор как спустился Борька.

— Борька, быстрей! — донеслось из-за забора.

— Лезь скорее, — сказал Борька. — Мне бежать пора.

— Лестницу приставь! — крикнул ему Петька.

— Тяжела больно, одному не поднять. Да ты не бойся, тут невысоко.

Деваться было некуда. Петька зажмурился, лёг на живот, ухватился руками за жердь и стал ногой нащупывать её за порогом. Мимоходом подумалось, что почему-то совсем не хочется пить. Сопя от натуги, он болтал ногой в воздухе. Наконец жердь нашлась, но совсем не там, где, казалось, должна была находиться.

«Как же — невысоко, — думал Петька, елозя животом по порогу и не решаясь вынести наружу вторую ногу. — Это не с верхней полки в вагоне… Тут осторожно надо… Сам небось…» Что «сам» — он додумать не успел, потому что услышал совершенно перепуганный, совершенно родной, совершенно непонятно откуда взявшийся здесь голос:

— Боже мой! Что тут происходит? Петя?! Сейчас же прекрати!

Подстёгнутый не сознанием, а инстинктом, Петька влетел обратно на чердак и оттуда ошеломленно уставился вниз. Да, это была мама. Со своей абсолютно знакомой Петьке индийской кожаной сумкой, в незнакомой цветастой шляпке, в лёгком платье, она стояла посреди двора и смотрела на него расширенными от ужаса глазами.

— Мама! — завопил Петька и рванулся к жерди.

— Назад! — взвизгнула мама и топнула ногой. — Отойди от двери! Сейчас же сядь на пол, а то упадёшь! Как ты туда попал?!

— По лестнице, — машинально ответил Петька.

— По какой лестнице? Где она?! Сейчас же давай её сюда! — бушевала внизу мама.

— Вот она, — показал Борька. — Мы её отпихнули, чтобы к нам Витька не залез.

— Что?! Какой Витька?! А кто ты такой? Как можно лазить по такой лестнице, с неё же можно упасть?! Надо позвать взрослых, чтобы они сняли его оттуда. У вас тут есть пожарные?

Жаркая волна ударила в лицо Петьке.

— Мама! — взревел он и, сам не понимая как, очутился на жерди. Он не помнил, как съезжал по ней, не чувствовал ни рук, ни ног, ни сучка, проехавшего по животу, и очнулся только тогда, когда уже стоял на земле. Мама была белой как простыня и держалась за сердце.

— Петя! — только и смогла прошептать она.

Петька молча прижался к ней.

Потом они вместе с мамой приставили лестницу. Мама взобралась по ней до середины, где встретила Нинку, и, держа её за руку, медленно и неудобно спустилась с ней на землю. Нинка не вырывалась, хотя Петька видел, что ей страшновато слезать по лестнице, держась только одной рукой. И он был благодарен Нинке за деликатность.

Положить жердь на место, под скат крыши, мама запретила.

— Придёт Василий и сделает это сам, — сказала она таким голосом, что Петька тут же замолк, а Нинка незаметно исчезла со двора. Борька смотался ещё раньше.

Потом мама мыла Петьку, мазала ему йодом царапину на животе, дула на неё и охала. Когда она увидела ссадины на локте и колене, у неё поджались губы. Петьке был хорошо знаком этот признак, и он затих. Молча он дал переодеть себя, причесать, заклеить царапину пластырем, без звука надел носки и панаму. Потом он так же молча съел две куриные котлеты, пирожные и выпил наконец из термоса холодного клюквенного морса. Он знал, что, когда он ест, мама добреет. Допив морс, он искоса поглядел на маму и решился заговорить.

— Спасибо, очень вкусно, — сказал он сперва, зная, что такое высказывание благотворно действует на мамино настроение. — Как я рад, что ты приехала, я очень скучал, — добавил он на всякий случай: и так было ясно, что он рад и скучал. Но слишком уж опасные дела творились прямо на маминых глазах. Она вполне могла посчитать, что его подучили Нинка и Борька, и запретить ему играть с ними. Недаром она всё ещё молчит. С папой было бы проще. Кстати, а где папа?

— Мам, а где папа? — спросил он. Губы у мамы снова поджались.

— Сейчас он очень занят на работе и отложить свои дела не захотел, — сказала она.