Артур Рэнсом - Ласточки и амазонки

Шестеро мореплавателей сидели вокруг костра и мечтали о будущих путешествиях, а время летело незаметно. Наконец капитан Нэнси подняла взгляд на солнце.

– Нам нужно плыть домой, – сказала она, – а то будут неприятности с туземцами. Мы на этой неделе и так уже два раза опоздали к ужину. Перед закатом ветер обычно стихает, а ходить на веслах – это такая морока! Шевели ходулями, Пегги.

– Нога затекла, пожаловалась Пегги.

– Разойдется, если будешь шевелиться, – отрезала капитан Нэнси. – Айда, привязывай бочку и топаем.

Нести пустой бочонок можно было и обычным способом, но чтобы все было как положено, его опять подвесили к веслу. Титти взялась нести пиратский флаг, а Роджер – корзинку из-под бутербродов. Весь экипаж «Ласточки» дошел до гавани, чтобы проводить Амазонок в плавание.

Амазонки вывели свое судно из гавани и поставили парус. С юго-запада все еще задувал славный ветер, и пиратское суденышко быстро заскользило по озеру на север. Ласточки помчались на Дозорную высоту, чтобы помахать вслед союзникам.

– Военные Действия начинаем завтра! – закричала капитан Нэнси.

– Ладно! – крикнул в ответ капитан Джон.

В тот вечер Ласточки отправились спать очень поздно. Вскоре после того, как маленький белый парус «Амазонки» скрылся за Дариенским пиком, капитан Джон взял молоток, несколько гвоздей и две маленькие лампы, которые в первый вечер привезла мать. Со всем этим он отправился в гавань, взяв в помощники боцмана Сьюзен. Матросу и юнге было поручено вымыть и вытереть грязную посуду, оставшуюся после пиршества.

– Ты знаешь, что она сказала насчет условных знаков в гавани? – спросил Джон у Сьюзен, указывая на пень с намалеванным на нем белым крестом. – Так вот, это один знак, а второй – вон то дерево с развилкой, под которой на стволе ободрана кора. Амазонки могут входить в гавань, не опасаясь наткнуться на подводные камни, – они просто должны держать такой курс, чтобы оба знака находились точно на одной прямой. Капитан Нэнси показала мне, как это делается. Это совсем просто, если знаешь. Но в настоящих гаванях на таких навигационных знаках еще и зажигают огни, чтобы корабли могли идти по ним даже в темноте. Я собираюсь сделать из этих условных знаков настоящие бакены, чтобы мы потом могли предпринять ночное нападение на «Амазонок» и вернуться обратно, даже если будет совсем темно.

Джон вколотил гвоздь в центр белого креста на пне и повесил на этот гвоздь одну из ламп. Затем капитан и боцман подошли к подножию дерева с развилкой. Развилка эта находилась высоко над их головами.

– Ты хочешь залезть туда и поставить лампу в развилку? – спросила Сьюзен.

– Нет, боцман. В этом не будет никакого проку, потому что только ты или я сможем залезть туда и зажечь маяк. Надо повесить лампу там, где ее сможет засветить кто угодно из нас…

– Кроме Роджера, – внесла поправку боцман, – ему еще не разрешают пользоваться спичками.

– Это верно, – согласился капитан Джон. – Так что можно вешать лампу не ниже той высоты, до которой сможет дотянуться Титти. Но если мы повесим маяк слишком низко, от него не будет никакого толка – мы просто не увидим его из-за кустов. Иди в гавань и встань за пнем, как можно ближе к воде.

Сьюзен вернулась обратно и встала по другую сторону пня, торчащего примерно в десяти метрах от воды. Пригнувшись, она отошла к самой кромке берега.

– Ты видишь развилку? – спросил ее Джон.

– Вижу, – отозвалась Сьюзен.

Джон приложил руку к стволу дерева так высоко, как только мог дотянуться.

– А мою руку ты видишь?

– Да.

– А теперь? – Он медленно начал опускать ладонь вниз, не отнимая ее от ствола дерева.

– Теперь не вижу, – крикнула Сьюзен.

Джон поднял руку на несколько дюймов.

– А, вот теперь вижу, – сообщила Сьюзен.

– Бери свисток и вызови сюда Титти, – скомандовал капитан Джон. Боцман Сьюзен дунула в свисток. Титти и Роджер бегом примчались в гавань. Джон продолжал держать руку на стволе Дерева. Он попросил Титти проверить, сможет ли она дотянуться до такой высоты. Оказалось, что может, хотя и с трудом.

– Отлично, – сказал капитан Джон.

– А зачем это? – полюбопытствовала Титти.

Капитан Джон не ответил. Он вколотил в дерево гвоздь чуть повыше того места, где была его ладонь. А затем повесил на этот гвоздь вторую лампу.

– А теперь посмотрим, сможешь ли ты открыть лампу.

Матрос Титти поднялась на цыпочки и распахнула дверцу лампы.

– Но зачем все это? – снова спросила она.

– Увидишь, как только стемнеет, – ответил капитан Джон.

– Я не могу достать до нее, – сказал Роджер после нескольких тщетных попыток.

– А тебе это и не нужно, – отозвался Джон.

– Тебе это не понадобится до тех пор, пока тебе не позволят самому зажигать спички, – пояснила боцман, – а к тому времени ты уже достаточно подрастешь.

Как только начали сгущаться сумерки, весь экипаж «Ласточки» снова пожаловал в гавань. Джон передал матросу коробку спичек, и она засветила свечки в обеих лампах. Юнга внимательно наблюдал за ее действиями. Затем все четверо погрузились на борт корабля.

– Роджер уже должен спать, – напомнила боцман.

– Это займет совсем немного времени, – заверил ее капитан Джон. – А оставить его одного в лагере мы не можем.

– Все равно я еще не хочу спать, – заявил Роджер.

Они начали выгребать в озеро. Быстро темнело, на небе высыпали звезды. В лесу перекликались совы. Очертания дальних берегов озера были уже неразличимы на фойе темных холмов. Сами холмы темной громадой выделялись на фоне звездного неба – казалось, они были налеплены на него. Потом небо затянули тучи, и юные мореплаватели уже не могли даже сказать, где проходит граница между небом и землей.

Неожиданно в темноте высоко над озером ребята заметили яркий проблеск пламени. Затем еще один, и еще, а потом вспышка бледного света высветила поднимающееся кверху облако дыма. Все четверо, не отрываясь, смотрели в ту сторону, и им казалось, будто они видят маленькое освещенное окошко, прорезанное высоко в черной стене. И пока они смотрели, в клубах дыма появилась человеческая фигура – она словно выпрыгнула из темноты, выделяясь черным силуэтом на фоне огня, и принялась проворно затаптывать пламя. Огонь погас – словно на окно опустили черную непроницаемую штору. Затем взвилось новое пламя, и снова около него очутился человек. Языки пламени исчезли, и не было видно больше ничего – только чернильная тьма.