Елена Соколова - Следы во времени

– Да, я наконец-то теннис в одной комнате поставлю, – ответил Миша.

– Папочка, мы с Витей часто приезжать к вам в гости будем, не расстраивайся.

– Зачем это? – спросил Миша.

– Затем, что ты все равно лучше всех. Я очень рада, что выросла под присмотром такого мужчины, как ты.

Мише на глаза навернулись слезы, он повернулся к Лиде и сказал:

– Ты слышала? Теперь ты понимаешь, что не права, доказывая, будто Витька и тот, который на тебя глазеет, лучше меня?

Лида беспомощно всплеснула руками.

Через год родился первый внук.

– Ну, бабушка, не знаю, что и сказать тебе на этот факт, – сосредоточенно глядя на малыша, пробубнил Миша, – мужского в нем пока мало чего высвечивается. Пищит, за собой не убирает, за мамкину титьку держится.

– А ты ему ружье хотел охотничье подарить сразу? – спросила Лидия.

– Не ружье, а поговорить по-мужски хотелось бы.

– Дедушки, они все такие, – сказала Катя Виктору, который гордо возвышался над толпой родственников и друзей, собравшихся посмотреть на чудо природы.

– Вот ведь, ничего особенного, – продолжал философствовать Миша, – а что радует? Что все как у всех: ручки, ножки, пальчики, глазки, пяточки. В любом деле ищешь чего-то новенького, кроме как в человеке. Радует системность и стабильность передаваемых деталей. А главное – соображать пытается. Смотрит так, как будто это мы тут все новенькие, а не он. Имя-то еще не придумали?

– Думаем еще. Спорим. Имен много, а ни одно не нравится, – ответил Витя.

– Миша, например, хорошее имя, – предложил Миша.

– Папочка, не подсказывай, – сказала Катя.

– Сами взрослые? – усмехнулся Миша.

– Вот именно – взрослые. Дай нам самим решения принимать.

Витя сказал:

– Я предлагаю Антоном назвать, а Катя не хочет.

– А ты Катю не слушай. Кто мужчина в доме? Антон – значит Антон!

Витя победоносно посмотрел на Катю.

Катя обиделась:

– Почему ты, папочка, против меня?

– Потому что ты женщина! Ненадежная опора – проверено. И, вообще, нас, мужчин, здесь больше, чем женщин, да еще одна из вас – бабушка.

– А ты не дедушка? – спросила Лида.

– Не сравнивай ба-а-абушку с дедушкой! Мы с тобой, Антошка, таких дел наворочаем! Я много чего умею и тебя научу.

С рождением внука Миша ожил. В нем открылось второе дыхание и, кокетливо поглядывая на Лиду, он часто спрашивал:

– Ну, что? Как я тебе, нравлюсь в роли дедушки?

– Ты прямо как в медовый месяц, – смеялась Лида.

– А почему бы и нет? У нас с тобой жизнь только начинается, глупая! Это молодые думают, что нам ничего не надо, а только теперь все по-настоящему и надо, когда амбиции позади, все болезни характеров стерты. Я только теперь себя счастливым по-настоящему почувствовал. Всегда так боялся пятидесятилетия своего, а теперь понимаю, как это здоровско быть мудрым, надежным, значимым. Это только в нашем возрасте почувствовать можно. Молодость – это болезнь, Лидочка, и выздоравливают не все.

Лида улыбнулась и сказала:

– Я люблю тебя.

– Что? – переспросил Миша.

– Я люблю тебя, – повторила Лида.

– Лида, ты это сказала или мне послышалось?

– Я это сказала.

Миша смотрел на Лиду, и в его глазах блестели слезы:

Шли годы. В мир ворвалась новая идеология – мнимой свободы и распутства. Рушились основы семьи, брака, порядочности и ответственности.

Пришел новый век, принеся с собой новые болезни.

Губительные волны вседозволенности и непослушания били в стены крепости под названием «семья Лидии», устроенной когда-то по законам души, по потребностям души, а не тела. И сквозь стены этой крепости только изредка слабым шорохом проникали вести о том, чем живут люди. Люди мира сего.

Земляне стенали в ими же построенном хаосе.

Состарилась Лидия, состарился Михаил, потеряв силу в руках и твердость в ногах, но дети и внуки крепко держались школы жизни, оставленной ими.

А на далекой планете под названием Славная как никогда ярко сиял свет. Такого оживления, такого волнения не помнили прославленные давно. Что-то происходило. Созидающий осматривал город. Он обошел улицы и улочки, проверяя, все ли в порядке, все ли достаточно ярко выражает радость и веселье.

Он всматривался в лица прославленных.

– Что происходит, государь? – спросили его.

Созидающий глубоко вздохнул и с волнением в голосе тихо проговорил:

– Лада, девочка моя возвращается.

Лидия сидела возле окна в большом мягком кресле. Лицо ее выражало покой. Старость не пугала ее.

Лидия видела, как развивается в детях, внуках и правнуках мир, построенный ею. И оставляла она этот мир в надежных руках.

Лидия знала, что детей не испугает миг, когда ее, Лидии, не станет.

Она все равно останется и будет с ними всегда. Каким образом? Это было тайной.

На сегодня мое рабочее время закончилось. Давайте встретимся завтра, – Павел положил трубку телефона, поднялся из-за стола и, подойдя к двери, повернулся посмотреть, все ли предметы в его кабинете на своих местах и все ли готово к тому, чтобы он мог завтра с утра без проволочек включиться в работу.

Кабинет Павла располагался на втором этаже старого, но отлично отремонтированного здания.

Окно кабинета выходило во двор, где Павел оставлял свой «мерседес».

На окнах – жалюзи. Возле окна – массивный письменный стол с компьютером, у стены – шкаф с папками.

У противоположной стены – маленький столик с кофеваркой, возле столика – два кожаных кресла.

Павел вышел в коридор, закрыл кабинет на ключ и направился к лестнице.

Здесь его догнала сотрудница, недавно поступившая на работу в их контору:

– Павел Николаевич, извините, пожалуйста, вы не могли бы меня подвести к бизнес-центру? Я наши рекламы везу.

Павел, уже переключившийся на отдых, некоторое время молча смотрел на женщину, пытаясь понять, чего от него хотят. Прокрутив в голове еще раз услышанную фразу, он устало спросил:

– А вы, Ольга Борисовна, видели на моей машине знак «такси» или «развозка»?

– Но я думала… Вам ведь по пути…

– До свидания, – коротко бросил Павел.

Он спустился по лестнице и, сдав пропуск охраннику, вышел на улицу. Было ветрено и по-вечернему прохладно.

Прежде чем сесть в машину, Павел закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Сильный порыв ветра хлестнул по лицу.