Самуил Полетаев - Лёнька едет в Джаркуль

Павлик развалился на парте и кривил в ухмылке губы.

— Одинцов! — сказала Юлия Михайловна. — За что ты бьешь ее?

Глаза у Павлика забегали, точно зверьки.

— А что? — спросил он вызывающе. — У ней, может, комар на шее сидел….

— Ой, врет он, Юлия Михайловна, никаких комаров нет, он просто лупцуется.

— Ну хорошо. Он больше не будет, — мягко, словно извиняясь за него, сказала учительница. — Продолжим урок.

Но Павлика как будто завели, и он уже не мог остановиться.

«Это она меня еще по дружбе так. А другого бы враз выставила», — подумал он и показал Зинке кулак.

Девочка опять подняла руку.

— Чего тебе?

— Одинцов стращает: как, мол, выйдем, он мне задаст…

— Ну вот что, — сказала Юлия Михайловна, подходя к спорщикам. — Ты, Зина, пересядь, пожалуйста, к Одинцову, а тебя. Кожухов, попрошу пересесть на ее место. Надеюсь, теперь вы поладите.

И странное дело: Зинка не стала возражать — она послушно пересела и даже покраснела от удовольствия, а Павлик, расставшись с дружком, с которым мечтал просидеть весь год, вдруг смертельно обиделся и ткнул изо всей силы свою новую соседку в бок. На этот раз Зинка почему-то даже не пикнула, а только, хихикнув, шлепнула его по руке, словно только и ждала, чтобы их посадили вместе.

— Опять, Одинцов? — удивилась Юлия Михайловна и чуть побледнела. — Ну что с тобой делать? Придется тебе оставить класс.

Павлика словно стукнули: он сидел и не верил. Может, ему показалось или он ослышался? Нет, Юлия Михайловна, быстро стуча каблучками, подошла, крепко взяла его за руку и повела из класса вон.

Он стоял за дверью, сопел и прислушивался, но урок шел, как обычно, как будто ничего не произошло. Все сидели за партами, не шумели, не просили за Павлика, не возмущались несправедливостью, а глядели новой учительнице в рот, потому что теперь она сама им что-то оживленно рассказывала. Даже его лучший друг, Колька Кожухов, забыл о нем. Только одна Зинка таращила глаза на дверь. Но разве от этого легче? Он был вышвырнут, как нашкодивший щенок, и кем? Юлькой, своей соседкой, с которой так дружил! Все они, взрослые, только прикидываются, что дружат с ребятами, а на самом деле обманщики и предатели. Павлик терзался от горькой обиды.

Пришел Павлик домой и прямо с порога запустил ранец в угол. Подвернулся под ноги кот Кудеяр — он поддал его носком и выбросил за дверь, как мяч.

— Ты чего разоряешься? — спросила мать, хлопотавшая у печи.

— Нам Юльку в школу прислали. Тоже нашлась учительница! Не пойду я больше в школу.

— Это что такое ты говоришь? Чем она тебе не угодила? Сколько училась, похвальную грамоту привезла, а тебе не нравится?

— Да ну ее!.. Я лучше в Пеструхинскую школу попрошусь.

— Ишь чего надумал!

— И попрошусь!

На другой день Павлик собрал книги в ранец, отломил краюху хлеба и пошел в Пеструхино — в шести верстах от Карповки.

Но до Пеструхина не дошел — застрял в лесу. Лес, прихваченный осенней позолотой, был тихий и грустный. Под ногами мягко хрустела опавшая листва, на верхушке березы сидел кобчик и молча следил за Павликом. Скрипнула где-то пичуга, но тут же умолкла.

«Рти-ти-ти-ти?» — несмело спросила синичка.

«Цвиу-цвиу!» — ответила другая.

И на этом кончился их разговор. Лес жил предчувствием осени — все казалось в нем теперь недолговечным и прощальным.

Павлик бродил, охваченный неясной болью, и вглядывался в знакомые места. Вот здесь, на озере, затянутом палыми листьями, они не раз бывали с Юлькой. Там, под осокорем, есть мосточек, с которого можно нырнуть и не достать дна. Он не раз, желая похвастать ловкостью, прыгал в озеро и выплывал далеко от берега.

Юлька кричала, чтобы вылезал, а потом выбирала у него из мокрого чубчика водяную сосенку и расчесывала его своим гребнем.

А вот и старые, обвалившиеся блиндажи, заросшие густым малинником. Здесь надо быть осторожным — до сих пор валялись неприметные в зелени мотки колючей проволоки. Сколько собирали они здесь с Юлькой малины!..

Павлик долго бродил по малиннику, а когда проголодался, съел краюху, напился воды из озера и пошел домой.

«Раз так, — думал он, — навовсе школу брошу и попрошусь в леспромхоз плотником или сторожем. Вон Васька Кузин в бочарной учеником работает, а что я, хуже его, что ли? Он старше меня, а я, может, посильней».

Домой Павлик пришел под вечер. В горнице, запахнувшись в пуховый платок, сидела Юлька. Она озабоченно осмотрела его:

— Где пропадал?

Павлик весь напрягся и застыл. Глаза его, холодные и злые, уткнулись в пол.

— Не буду учиться у тебя, — буркнул он.

Юлька подошла к нему, выпростала руку из платка и осторожно погладила голову. Павлик чуть вздрогнул и сгорбился, будто на плечи ему взвалили тяжелый мешок.

— Это почему же? — спросила она удивленно. — Или думаешь, по старому знакомству все тебе можно?

— Не буду, — повторил Павлик и повернулся, чтобы уйти.

— Нет, ты постой, от меня никуда не уйдешь. — Юлька решительно и сильно повернула его к себе. — Это как же «не буду»? Что ж, Ксения из Гриднева лучше меня, что ли? Вместе кончали, тоже, в своей деревне учит ребят. Или хуже я Лиды Семидворовой? Просилась она к себе, да места не нашлось. Это что же получится, если никто не захочет у своих учиться?..

И пошла его ругать, и пошла — долго не могла остановиться.

— Так вот ты, оказывается, друг какой, приятель, называется!

— Не буду! — упрямо бубнил Павлик. — Не буду!

Тогда Юлька обхватила вдруг горячими ладонями голову мальчика и повернула к себе лицом.

— Что это с тобой?

Сквозь туман Павлик увидел ее глаза — большие, серые, участливые. Она притянула его к себе и тепло дохнула в нахмуренный лоб. Сердце его беспомощно и быстро заколотилось, глаза зачесались, и по щеке покатилась слеза.

— Ах ты парень, бедовый мой парень! — дрогнувшим голосом сказала она так, как никогда еще не говорила.

Павлик всхлипывал, хватая воздух. А Юлька мягким платком, теплым от ее плеча, вытерла его красный, заплаканный нос, растрепала чубчик и рассмеялась:

— Ой, мамочки, слезищи какие! Как жучищи!

Неизвестно, что здесь было смешного, но смеялась она все пуще и никак не могла остановиться, и в смехе этом, как льдинки весной, таяли последние остатки его обиды. А потом она успокоилась, накинула на плечи платок и покачала головой:

— Сколько из-за тебя переволновалась. В Пеструхино звонила, мать тут вся избегалась… А сейчас пришла сказать, какие уроки на дом заданы. Вот как поешь, достанем учебники и будем заниматься.

Сперва они вместе поели, а потом долго сидели за столом, склонившись головами, и Юлька, как давным-давно, в то время, когда Павлик еще не ходил в школу, читала ему книжку, а потом помогала готовить уроки.