Валентина Немова - Изъято при обыске. Полвека спустя.

Мне кажется, после того, как я ночевала у нее (когда издавала свою седьмую книгу) и Роза нечаянно выдала себя, она уже не надеялась, что я снова буду приходить к ней. Но я явилась, узнав, что ей стало хуже...

Сын по-прежнему ухаживал за ней: умывал, переодевал, носил на руках в туалет, готовил для себя и для нее. Кормил три раза в день, а может быть, и чаще. Пенсия у нее, как у инвалида I группы, большая, да и Дмитрию доплачивают за то, что опекает нетрудоспособную мать. Так что материально он вполне обеспечен. Дима покупал в магазинах и на рынке все, чего бы она ни пожелала. Она капризничала, и без конца вызывала его, когда он находился на кухне:

— Дима! Дима! — кричала она так громко, что казалось — вот-вот сорвет голосовые связки. Я посоветовала ей приобрести колокольчик и его звоном давать сыну знать, что она в нем нуждается. Но Роза лишь рукой махнула в ответ. Ей нравилось гонять его туда-сюда. Когда я бывала у них, Дмитрий, прислуживал матери, и мне, естественно, уделял внимание. А Роза как-то сказала: «Он радуется твоему приходу, потому что в этот день ему разрешается выпить». Она хотела, чтобы я думала, что он лишь по этой причине, из-за выпивки приветствует мое у них появление. Мне это она внушала, а себя, по всей вероятности, уже уверила в другом, что он слишком уж носится со мной, и досадовала в душе и на Диму, и на меня. Но внешне не проявляла, повторю, своего раздражения, старалась выглядеть спокойной, доброжелательной.

Когда в то лето, прибыв в Магнитогорск, пришла я к ним в первый раз — на правах старой подруги — без звонка, чем по ее мнению, нарушила одно из правил хорошего тона, она не сделала мне замечания. Но когда я уходила, попросила, очень вежливо, в следующий раз и вообще о своем намерении навестить их предупредить по телефону. «Ведь Димы, сказала она, иногда не бывает дома, а я, услышав звонок в дверь, не могу подойти и открыть... Я даже встать на ноги не могу...» — пожаловалась она.

Если бы она по-иному вела себя в эту нашу первую встречу, второй, по-видимому, не было бы уже. Тогда же Роза напомнила мне, что приближается день памяти Владимира и пригласила на поминки. Я чувствовала, что ей тяжело меня видеть. Но как не пойти к больному человеку, если он тебя зовет? Я пришла. Все опять было тихо, спокойно, культурно. Дорогое вино, разнообразные закуски, приготовленные Дмитрием по кулинарной книге Я принесла в этот раз из своего сада раннеспелую вишню. Еще и виктория не успела созреть, а эта моя вишня (ее название — «ранний герой») уже покраснела. Крупная, сладкая, словно южная черешня. Попробовав ягодку, Роза сказала:

— Ей бы еще повисеть.

Я ответила, что это было бы хорошо, конечно, но в таком случае она не досталась бы мне. Ее бы склевали птицы, которые издали видят красное и налетают целыми стаями. Так что эту вишню надо заблаговременно собрать. Полежав немного, ягоды дозреют.

В этот раз, угощая меня, Роза напомнила мне, что через две недели день рождения Димы. Я сказала:

— Поздравлю его по телефону.

Она возразила мне:

— Нет, поздравить надо будет лично. Кроме тебя, мы никого на этот праздник не пригласим.

— Хорошо, — согласилась я. — Я приду и принесу торт.

Так мы и решили: я приду с тортом. Но накануне она мне позвонила и сказала:

— Нет, не надо, торт не приноси. Дима под моим руководством сам печет такой пирог, что пальчики оближешь.

Утром этого дня я собрала в своем саду всю успевшую созреть малину. Заполнила ею литровую банку. Лето было засушливое. Дождей не было совсем. Летние яблоки все упали, не успев созреть. Их пришлось закопать. На малину тоже не было урожая. Но мне Бог дал. Прошлой осенью, перед отъездом, я хорошо ее обработала и удобрила. И мой труд был вознагражден. Литровая банка малины, как и вишни «ранний герой», стоила на рынке 200 рублей. Этот подарок очень понравился и Диме, и его матери. Она вслух выразила свое одобрение. Я в ответ сказала:

— Вы так всякий раз меня угощаете, что я даже не знаю, как вас за это благодарить...

Лучше бы я этих слов не говорила! Дмитрий, находившийся в этот момент не на кухне, а в комнате, вмешался в наш с Розой разговор и вот что заявил по простоте душевной:

— Я делаю это ради собственного удовольствия...

Я не знаю, какую мину скорчила Роза, услышав это признание своего сына. Она эе сидела не за столом, как мы с Дмитрием, а в постели, за высокой спинкой кровати. Лица ее мне не было видно. Виден был только затылок, волосы асфальтового цвета, небрежно причесанные. Но то, что она промолчала, услышав произнесенную сыном фразу, было красноречивее всех слов, какие она хотела бы сказать. Как он смел вообще в ее присутствии при гостье высказываться, выражая вслух свои мысли и чувства?! Его дело — готовить, подносить, мыть посуду, а говорить — ни в коем случае, да еще так откровенно комплименты гостье говорить — это же оскорбление в адрес матери! На этом прием был окончен.

Уходя, я думала о том, что сказанных Дмитрием слов не простит она ни ему, ни мне. И теперь еще хуже будет ко мне относиться. И не будет уже теперь в этом доме приятных для всех посиделок. Думая так, я не ошиблась.

Некоторое время спустя произошел еще один инцидент. Соседка по саду угостила меня помидорами — крупными, спелыми, очень сладкими, изумительно вкусными. Я таких вырастить не могу. У меня просто нет возможности. Для того, чтобы вырастить такое чудо, нужно иметь не купленную, а свою рассаду, начав ею заниматься в марте месяце, а то и в феврале. Я же приезжаю в Магнитку в мае, когда становится тепло. За какую-то услугу, оказанную соседке, она и вознаградила меня, преподнеся целый тазик этих томатов. Столько, сколько я съесть никак не смогла бы. И что с ними теперь делать? Для засолки они не годятся, не полезут такие плоды в банку. А резать их, чтобы затолкать туда, только портить. «Хреновину» сделать — хрен еще не вырос. Ждать, когда эти чудо-помидоры перезреют, тоже нельзя. Наконец я придумала, как с ними поступить. Вспомнила Шейдиных. Роза рассердилась в прошлый раз, когда Дмитрий польстил мне, может быть, увидев эту прелесть, она смилостивится? Была у меня такая надежда. Аккуратно уложив помидоры в большую хозяйственную сумку, взяв и маленькую, дамскую, я отправилась в город. Доехав в автобусе до конечной остановки, уселась на скамейке и позвонила по мобильному Шейдиным. Трубку взял Дмитрий. Я сказала:

— Еду к вам с красными помидорами (он такие помидоры обожал в этом я убедилась, когда мы жили с ним вдвоем).

Он ответил:

— Приезжайте. Мы вас ждем.

Я и поехала. Он открыл мне дверь, держа подмышкой рыжего кота, которого не выпускали на улицу, который, всякий раз, когда открывали дверь, так и норовил шмыгнуть в подъезд. Дима нашел на подставке для обуви комнатные тапочки. Переобувшись, я пошла вслед за Дмитрием на кухню, но, не дойдя до двери, ведущей туда, повернула в Розину комнату, чтобы показать то, что принесла