Аделаида Котовщикова - Федька Богдан

Мальчики дипломатично молчали.

Федька из-под налезающей на глаза шапки бросал на девчонок грозные, сверкающие взоры. На Анну Ивановну он не смотрел. Стало совсем светло, и на белом снегу его лицо с черными яркими глазами казалось очень смуглым.

«Совсем цыганенок», — подумала старая учительница.

Анна Ивановна побывала на уроках рисования в нескольких классах. В первый класс не заходила, только заглянула на перемене. Федька с сосредоточенным видом подметал веником пол.

— Ты сегодня дежурный? — спросила она.

— Не, я так…

— А он всегда заметает! — подоспели девочки. — Всегда! Возьмет веник и убирается.

— Скажите пожалуйста! — удивилась Анна Ивановна. — Значит, уж такой он трудолюбивый. А учится как?

— Хорошо учится, — ответили девочки. — Не круглый отличник, а без троек. И на уроках сидит хорошо. Учительница его хвалит.

— Ну, молодец! — Анне Ивановне было очень приятно все это слышать.

Федька стоял потупившись.

После занятий Анна Ивановна разговаривала в учительской. Вошла молодая учительница и сказала с усмешкой:

— Вас ждут в коридоре.

— Кто ждет? А почему же сюда не войдут?

— Не хотят, очевидно. — Учительница опять усмехнулась.

Анна Ивановна выглянула в коридор. У стенки, прямо на полу, протянув ноги в валенках, сидел Федька.

— Пойдешь домой, бабушка? Я тебя провожу.

— На свету, днем я и сама дорогу найду. Спасибо. Ступай лучше. Я еще задержусь.

Но когда через полчаса, закончив разговор, она вышла из учительской, ее встретил преданный взгляд черных глаз. Федька терпеливо сидел на тем же месте и в той же позе.

Было пасмурно. Вот-вот опять пойдет снег.

— И для чего ты ждал меня? Задержался, я хожу медленно. С ребятами пошел бы, давно бы уж дома был. Ноги-то у тебя не зябнут?

Она уже знала, что валенки надеты у него на босу ногу.

— Не. У меня ноги не зябнут никогда! Такие у меня валенки, что в них ноги, как в печке. Если сто градусов морозу будет, все равно не проберет. Чулков я в жизни не надевал, ни одного разу! — Федька презрительно сморщил нос. — Для чего их и делают, всякие там чулки? Бабушка, глянь! Лед накладают, сейчас повезут.

У замерзшей реки, пониже моста, стоял грузовик. На нем высились голубоватые глыбы только что вырубленного льда.

— Ты попросись, бабушка! — посоветовал Федька. — Тебя-то подвезут. — Он завистливо вздохнул.

— Да чтобы я на лед села? — ужаснулась Анна Ивановна. — Лучше я двадцать километров пешком пройду! На лед сесть — вот это было бы удовольствие! — Она рассмеялась.

Федька пожал плечами.

— Очень даже прекрасно на льду ехать. Раз меня подвезли. Немножко… — По его тону стало ясно, что даже на льду его вряд ли когда-нибудь подвозили. — А вон та лошаденка, видишь, может, и подвезла бы, так она в другую сторону едет. Всегда так хочется, чтобы подвезли! — признался он откровенно. Потом сообщил скучным голосом: — А вчерась я двух девок наколотил. Маньку Аксенову и Зинку Никитину. Доярок. Как подскочу сзади да ка-ак стукну по спине кулаком!

— За что же, Федя?

— Обязательно надо. Они песню пели про мою мамку… Хху-дую! — прохрипел он с нажимом.

«Вечно простужен, — сокрушенно подумала Анна Ивановна. — Еще бы! На босу ногу. И пальто старое, потертое».

— Песня, может быть, и не худая, тебе показалось. Просто частушки.

— Уж я знаю, что худая! Ну, я им спуску не даю!

«Из-за прозвища Богдан дерется — тоже ведь защищает доброе имя матери, — думала Анна Ивановна. — Но уж тут шила в мешке не утаишь».

На шофера Заготзерна Богданова, чернявого красавца из молдаван, Федька был похож настолько, что если бы и пыталась Анфиса Титова, Федькина мать, скрыть Федькино происхождение, это ни к чему бы не привело. И сама Титова и ее восемнадцатилетняя дочка Клава были русоволосые и сероглазые. Мужа Титовой, Клавиного отца, убили на фронте. Снова замуж Титова не вышла. В последнее время она работала уборщицей в правлении колхоза.

Федька появился на свет восемь лет назад. Богданов был моложе Титовой. Когда исполнилось Федьке года полтора, он женился. Теперь было у него уже трое детей, и все рыжие.

«Хорошо, что Федька хоть не рыжий. Лишний повод был бы для дразнения».

— …И ка дне этого самого колодца, — с воодушевлением говорил Федька, — лежали сокровища, что просто ужасти какие несметные!

— Какого колодца? Какие сокровища? Ты мне сказку рассказываешь? Извини, я начала не слышала. Задумалась.

— Никакую не сказку. Муж тети Наташи, птичницы, ездил в Италию, и там его забрали, заарестовали, значит. И в крепость посадили. А в крепости он пошел по двору зачем-то и наткнулся на колодец. Спустился туда…

— Федя! Опять ты выдумываешь бог знает что!

— Верно тебе говорю: дядя Петр, тети-Наташин муж, был в Италии! А крепость называется, куда его сажали, знаешь как? Бастилия.

Вдруг ей вспомнилось, она не раз слышала об этом: один из колхозных конюхов долго считался пропавшим без вести, оказывается, был в плену и несколько лет назад, ко всеобщему изумлению, приехал из Италии. Может быть, это и есть дядя Петр? Трудность споров с Федькой заключалась в том, что в его вранье всегда была доля правды.

— Все равно, Бастилия не в Италии, а во Франции, — сказала Анна Ивановна сердито. — Болтаешь невесть что. И это очень нехорошо. Этак ты совсем вралем станешь.

— А Гака не во Франции? — спросил Федька.

— Нет, не во Франции. Гана в Африке.

«Очевидно, без конца слушает радио. Что-то запоминает, что-то сам придумывает. Полная неразбериха в голове у мальчонки».

В избу к Анне Ивановне Федя вошел, солидно обколотив на крыльце валенки. То, что он вошел вместе с ней, было нечто само собой разумеющееся. Анна Ивановна познакомилась с Федькой в первый же день приезда к дочери. Федька помог ей переправить через сугроб санки с сидящим в них малышом, был приглашен попить чайку и с тех пор стал постоянным гостем.

Уже смеркалось, давно пообедали, дочь и зять Анны Ивановны отправились смотреть кинофильм, когда за Федькой явилась мать.

Крупная, плотная, белозубая, краснощекая, она была привлекательна и казалась моложе своих тридцати восьми лет.

Поздоровавшись и распустив пушистый платок, мать прикрикнула на Федьку:

— Совсем сюда, что ли, переселился? Бегай за тобой!

— Мы с Сергунькой из кубиков высотное здание на целине построили! — поднимаясь с полу, весело сообщил Федя. — Отгрохали такой домище, чтобы туда враз тыща целинников поселилась!

Он, как котенок, потерся головой о рукав материнского полушубка.

Титова положила руку на темную кудрявую голову сына, обронила притворно сурово:

— Выдумщик! Вы его гоните, коли надоест. До свидания!

В не замерзшее по мягкой погоде оконце Анна Ивановна видела, как, отойдя от избы, Титовы обнимаются у сугроба. Федька что-то говорил матери со смехом, потом схватил ее за руку и зашагал рядом, увязая в снегу.