Светлана Винокурова - Кассеты Шохина

Суббота. Семнадцатое, кажется. Да, точно, семнадцатое. Сегодня не ходил в художку... А вчера с папой был разговор. Говорил он... ну, очень логично. Черт его знает, может, он и прав. Может, так и надо... Потом, как соображу все лучше, расскажу. Даже Оле не стал. Но к Оське не поехал, не то настроение. Она, кажется, немного обиделась... Поехала одна. А я пошел шататься к старым домам. Из них почти всех жильцов выселили... А может, рассказать? Прямо чушь какая-то: будто сам себе то ли не верю сейчас, то ли... Сам не пойму что. Глупо. Ладно! Он сказал, что с мамой еще не говорил. Хочет сначала со мной. Чтоб я был подготовлен и понял правильно. Сказал, что они с мамой без конца конфликтуют и у нас не семья, а одна видимость. Что жили вместе ради меня. Будто я об этом просил! А теперь я уже вырос и все могу понять. Он любит одну женщину и, получается, обманывает нас с мамой. Но больше не хочет. И если они расстанутся, так будет честнее. На развод уже подал, маме скажет на днях... Потом... Да, потом сказал, что я, конечно, захочу остаться с ней! И он не возражает. Видеться и общаться с ним будем даже более дружески... чем раньше... Потому что все ложное между нами исчезнет. Но до весны еще поживет здесь, переедет в то место не раньше марта... Ну, а любовь, сказал, чувство серьезное, и я наверняка это уже заметил. По себе. Это он вроде как пошутил. В общем, очень даже убедительно все. До того, что думать как будто не о чем... Над дважды два четыре что ломать голову! Вызубри, и дело с концом... В общем, я сто раз все прокрутил! И с конца, и с начала. Но все равно ерунда какая-то... Ну зачем он сказал, к примеру, что я захочу с мамой? Само собой, я здесь останусь! Но на фиг это так выделять? Будто на всякий случай! Чтоб первому решение застолбить. Так получается... А то вдруг я чего другое надумаю... Черт его знает, как относиться! Не знаю. И вовсе я не замечал, что семьи у нас нет! Была семья как семья, по-моему. Ничем не хуже, чем у других. Ну правда, не хуже. Я ж не дурак! Я ж их видел! Ну, ругались... Но не только же ругались! Цветочки на дни рождения — было? Было! В отпуска вместе — было? Было! Еще в театры там, и... Хотя ладно. Несу дурь какую-то... Хорош на сегодня. Пойду подышу в форточку, спать совсем не тянет. Второй час уже, здорово поздно... Все.

— Ты что такая? Случилось чего? — спросил Олю Владик и осторожно развернул ее за плечи.

Она без конца утыкалась сегодня в окно. На улице гасли быстрые декабрьские сумерки — десять минут назад все было прозрачным, голубым, а сейчас уже превратилось в глухое, почти фиолетовое.

— Случилось. Оську сдали в интернат! — ответила Оля и включила свет.

— Ух ты... — выдохнул Владик. То, что приключилось с родителями и о чем он так еще и не рассказал Оле, смазалось тут же, будто и не ломал голову над всем этим несколько дней подряд. — Все-таки отдали?

— Ничего, — очень спокойно сказала Оля. — Я им отомщу. Так отомщу — на всю жизнь запомнят.

— Да кому от твоей мести лучше будет?.. Брось. А потом... Может, все не так уж плохо окажется? Что он там... Не один же! Другие-то живут... Слышишь меня?

— Что ты понимаешь? — вдруг крикнула Оля. — Он же лазит! Окон там мало, перил на этажах? Детских горок? У него ж ловкость на нуле! А кому до этого дело? Одна минута — и готово!

— Извини, я забыл, — хмуро ответил Владик. — Не подумал...

— Да тебе чего об этом думать... А вот они! Сами его родили — сами и растили бы! Они не виноваты... А кто виноват? Он, что ли? Что же теперь, на мусорку его отнести? Чтоб совсем без всяких хлопот! Но ничего... Они запомнят!

— Что ты все — запомнят, запомнят... Что они запомнят?

— А то. Вот родят нормального... А он возьмет да свалится! Головой на пол! Вот тогда и вспомнят своего Осеньку... Другой-то в тыщу раз хуже станет! Вот тогда и сравнят! И еще как вспомнят...

— Оля... — тихо сказал Владик. — Ты с ума сошла! Нет, ты точно с ума сошла!

— Им можно сходить, а мне нет? Они «предельно устали»! Им покой нужен! Ну и мне для моего душевного покоя кой-чего сделать охота! Все взрослые — предатели, вот что я поняла... Еще слезки льют, за сердце хватаются... Не предавай — и хвататься не будешь! Что они, померли б, что ли, если б его не отдали? Нет, не померли б, уж это-то им не грозило! А ему? Что они, не понимают, как ему без них? И все равно променяли... Ну конечно, какое сравнение! Ведь покой-то свой, а жизнь-то чья-то! Ясное дело, что важней! У папки есть выражение: «Мы же интеллигентные люди...» А я вот не знаю, где они! Которые люди. Нет никаких людей, одни предатели... Только я, как они, слезки лить не буду. Я действовать буду!

— Но ведь так убить можно... Захочешь покалечить, а он умрет! Понимаешь? — с трудом произнес Владик.

— Ага, это тебе не нравится! Но когда узнал, что Оську отдали, не очень-то стал переживать... Только тогда сообразил, как про его бзик напомнила! Послушай... А ведь ты часто чувствуешь не сам — только когда тебе распишут! Заметил? Когда что-то в кино, в книжке, на словах — тогда ты очень даже способен... А в жизни, пока не разжуют... Так это значит — и ты таким можешь стать! Предателем... Который только ахать умеет, когда все уже случилось... Своей чуткостью любоваться! А сделать ничего не может... Как ты что-то сделаешь, если не чувствуешь? Не то не чувствуешь, что в кино, а то, что под носом?

— Что же ты дружишь тогда с ним? С будущим предателем? — медленно спросил Владик и встал.

— Могу и не дружить! Не думай. Совсем одной даже лучше. Когда не отвлекаешься, силы больше!

— Тогда и ты — такая же... Раз решила ни на кого не отвлекаться. От себя. Раз другие для тебя... ненужный груз и больше ничего!

Тишина вспухала, пока не заняла всю комнату... Воздух исчез, и осталась одна тишина, и дышать стало нечем.

— Все, — глухо сказала Оля. — Все! Не приходи больше... Понял? Никогда!

«Если она так легко... — Владик думал холодно и яростно. — Так легко может все забыть, от всего, что было, отказаться...» Он стащил шапку и сунул ее в карман, голова плыла и кружилась, как на пляже, когда сильно перегреешься на солнце. «Если может вот так легко от всего, что было, отказаться... Значит, ничего и не было! И жалеть не о чем. Не о чем, не о чем!» Он твердил шепотом почти с удовольствием:

— Не о чем! Пускай! Ничего, переживем, не пропадем. Не пропадем, ничего...

Сегодня двадцать первое декабря, среда... Самая длинная ночь в году будет. Что-то все из башки вылетает. Забыл сегодня сменку. А по школе дежурит девятый, у них не прорвешься... Домой возвращаться — на урок опоздаешь. Что делать? Увидел Аллочку, ее кабинет на первом этаже. Постучал, она открыла окно. Ну, я сказал, что вторую обувь забыл... И она впустила! Через окно. «Так и быть, — говорит, — вид у тебя уж больно несчастный...» Вот человек! Побольше бы таких... А с Олей — всё. Глупо до черта! Вчера все думал: позвонить, не позвонить? Хотелось. Но вспомнил, как она сказала, и не стал. Чего унижаться, зачем? Про «зачем» стал много думать. Столько всего, про что можно так спросить! Зачем рисовать, например? Если ничего от этого не меняется! Оська будет такой же, и предки из своих дрязг не вылезут, и Олина мама не бросит таскать мыло с работы... Она с Олиным отчимом работает на какой-то фабрике. Он инженер, а она техник, что ли... Хотя не все ли равно? Это неважно, кто... В общем, никому эти картинки не нужны! Только мне. А зачем мне, если больше никому?.. А дома весело. Мама разводиться не согласна. Хорошо, что днем они — по своим работам. Все передышка для обоих... Поговорить с ней, что ли? Если она о нем такого плохого мнения, на фиг жить вместе? Зачем? Ну, все...